Чарльз Буковски
  Исповедь труса
  Перевод Максима Копачевского
  Боже, – подумала она, лежа голой на кровати и перечитывая «Портрет гения» Олдингтона, – но: он просто мошенник ! Нет, не Д. Г. Лоренс, а её муж Генри, со своим обвислым животом, и этими его волосами, которые он никогда не причёсывал, и как он торчит возле неё в своих шортах, и как он голый стоит у окна, словно араб, и воет, и он ей говорил, что превращается в жабу, и что он хочет купить себе Будду, и что он хочет стать старым и утонуть в море, и что он собирается отрастить бороду, и что он чувствует, что превращается в женщину.
  И Генри был жалким, жалким и бестолковым и ничтожным и больным. И он хотел вступить в общество Малера. У него воняло изо рта, его отец сошел с ума, а его мать умирала от рака.
  И кроме всего этого, было жарко, жарко, как в аду.
  «У меня новая система» – сказал он, – «Всё что мне нужно – четыре или пять тысяч. Это стоит вложений. Мы могли бы ездить от скачек к скачкам в трейлере».
  Ей хотелось сказать какую-нибудь резкость, вроде «У нас нет ни четырёх, ни пяти тысяч», но у неё не вышло. Ничего не вышло: все двери были закрыты, ставни были опущены, и это было посреди пустыни – даже стервятники – и они собирались сбросить Бомбу. Им надо было оставаться в Техасе, надо было оставаться с папой – а этот человек пустышка, старый мешок, пустое ничтожество в мире, где все что-то делают. Он прячется за симфонии и поэтические мечты; слабая и апатичная душонка.
  «Ты сводишь меня в музей ?» – спросила она.
  «Зачем ?»
  «Там Выставка Искусств».
  «Я знаю».
  «Ну, ты что, не хочешь посмотреть на ван Гога ?»
  «К чёрту ван Гога ! Что мне этот ван Гог ?»
  Двери снова закрылись и она не могла придумать ответ.
  «Я не люблю музеи», – продолжал он, – «Мне не нравятся посетители».
  Работал вентилятор, но это была маленькая комната и было жарко, как будто их заперли в чайнике.
  «На самом деле» – сказал он, снимая майку и оставаясь в одних шортах, – «мне вообще не нравятся никакие люди».
  Удивительно, у него были волосы на груди.
  «На самом деле», – сказал он, спустив шорты и стягивая их с носка ноги, – «я собираюсь однажды написать книгу и назвать ее «Исповедь труса».
  Звонок у двери прозвенел, как изнасилование, или как рвущаяся зрелая плоть.
  «Боже мой !» – вскрикнула она, будто попавшись в ловушку.
  Она выскочила из кровати, очень белая и неочищенная, как леденцовый банан. Олдингтон и Д. Г. Лоренс и Таос упали на пол.
  Она бросилась в чулан и принялась впихивать себя во все женские причиндалы.
  «Одежда это всё ерунда», – сказал он.
  «Ты что, не собираешься открыть ?»
  «Нет ! Почему я ?»
  Снова раздался звонок. Звук проник в комнату и обшарил их, ошпарил и ободрал им кожу, отскочил от их ползающих глаз.
  И все затихло.
  И ноги повернулись с отчётливым звуком, повернулись, унося какое-то чудовище вниз по лестнице, раз два три, 1, 2, 3, и затем ушли.
  «Интересно», – сказал он, все еще не двигаясь, – «что это было ?»
  «Я не знаю», – сказала она, сложившись в талии пополам и стягивая через голову юбку.
  «Иду !» – закричала она. «Иду !», выставил руки вперёд, как щупальца.
  Она сдёрнула юбку с головы с некоторым отвращением.
  «Зачем вы, женщины, только носите эти тряпки ?» – спросил он громко.
  Она не почувствовала необходимости в ответе, пошла вытащила Лоренса из-под кровати. Потом она влезла с Лоренцо в кровать, а её муж сел на кушетку.
  «Они пострили ему маленький мавзолей», – сказал он.
  «Кому ?» – спросила он раздражённо.
  «Лоренсу».
  «А».
  «В этой книге есть картинка».
  «Да, я видела».
  «Ты когда-нибудь видела собачье кладбище».
  «Что ?»
  «Собачье кладбище».
  «Ну, и что ?»
  «Там всегда цветы. У каждой собаки цветы, свежие, каждая могила вся в маленьких аккуратных букетиках. От этого можно прослезиться».
  Она снова нашла место в книге, как человек, ищущий уединения последи озера: И вот, горькие месяцы тащились один за другим, в сопровождении трагического чувства потери, его:».
  «Я хочу учиться балету», – сказал он. «Я растолстел, но это потому что мой дух подавлен. На самом деле я гибкий, я готов прыгать на любом батуте. Мне надо было родиться по крайней мере лягушкой. Вот увидишь. Однажды я стану лягушкой.»
  Её озеро покрылось рябью от раздражающего бриза: «Ладно, ради бога, учись балету ! Иди прямо вечером ! Избавься от своего живота ! Прыгай ! Стань лягушкой !
  «Ты хочешь сказать – после РАБОТЫ ?» – спросил он враждебно.
  «Господи», – сказала она, – «ты всего хочешь за просто так». Она встала, пошла в ванную и закрыла дверь.
  Она не понимает, подумал он, сидя на кушетке, она не понимает, что я шучу. Она такая чертовски серьёзная. Всё, что я говорю, должно быть чистой правдой или трагедией или откровением или ещё чем-нибудь. Меня уже достало !
  Он заметил на столике у кровати клочок бумаги, исписанный карандашом, её почерком. Он поднял его.
  Моего мужа печатают вместе с Сартром и Лоркой,
  Он пишет о безумии и Ницше и Лоренсе,
  Но что он написал обо мне ?
  Она читает комиксы
  И выносит ведро
  И делает маленькие шляпки
  И выходит в Массы в восемь утра
  Я тоже поэт и художник,
  Так критики пишут,
  Но мой муж написал обо мне:
  Она читает комиксы:
  Он услышал шум воды в туалете, и через секунду она вышла.
  «Я бы хотел стать клоуном в цирке», – поздравил он её.
  Она вернулась на кровать со своей книгой.
  «Ты бы не хотела стать трагикомическим клоуном и кувыркаться с раскрашенным лицом ?» – спросил он её.
  Она не ответила. Он поднял Бланк Скачек.
  Пауэр 114 Б.г.4, Космическая Бомба-
  Помайя, производитель Помпей,
  конюшни Брукмид.
  1956 12 2 4 1 $12,950
  Июль 18 1/16 1:45 1/5 фт. 3 122 2
  ? 3 2h
  «Я в следующее воскресенье поеду в Кальенте», – сказал он.
  «Хорошо. Приедет Шарлотта. Аллен может привезти её на машине.»
  «Как ты думаешь, тот проповедник в кино правда сделал ей предложение, или она только говорит ?
  Она перевернула страницу.
  «Черт тебя побери, ответь мне !» – закричал он, наконец разозлившись.
  «О чём ?»
  «Ты не думаешь, что она шлюха и всё это придумала ? Ты не думаешь, что мы все шлюхи ? Чего мы добиваемся, читая все эти книги ? Пишем стихи, их присылают обратно, работаем в каком-то склепе просто так, хотя на самом деле деньги нас не интересуют ?»
  Она положила книгу и посмотрела на него через плечо. «Ну», – сказала она тихо, – «ты хочешь всё это бросить ?»
  «ЧТО бросить ? У нас ничего нет ! Или ты имеешь в виду Пятую симфонию Бетховена или Музыку Вод Генделя ? Или ты имеешь в виду СОУЛ ?
  «Давай не будем спорить. Пожалуйста, я не хочу спорить.
  «Ладно, я хочу знать, что мы пытаемся делать».
  Звонок зазвонил, как все колокола Судного дня и звук прокатился по всей комнате.
  «Тссс», – сказал он, «тссс ! Тихо !»
  Звонок снова прозвонил, словно говоря: я знаю, вы здесь, я знаю, вы здесь.
  «Они знают, что мы здесь», – прошептала она.
  «Мне кажется, так и есть», – сказал он.
  «Что ?»
  «Ничего. Сиди тихо. Может, обойдётся».
  «Разве не здорово, что у нас есть все эти друзья ?» – она взяла в руки игрушечную дубинку.
  «Нет. У нас нет друзей. Говорю тебе, это что-то другое».
  Снова прозвенело, очень коротко, плоско и бездушно. «Однажды я пытался собрать Олимпийскую команду пловцов», – сказал он, совершенно невпопад.
  «Ты делаешь все больше дурацких заявления, Генри».
  «Ты когда-нибудь слезешь с моей спины ? Хотя бы ради этого !» – сказал он, повысив голос, – «КТО ТАМ ?»
  Ответа не было.
  Генри поднялся с широко раскрытыми гласами, как в трансе и распахнул дверь, забыв, что он голый. Он застыл на некоторое время, пронзённый мыслью, но ей было ясно, что там никого не было – его нагота должна была бы вызвать некоторое замешательство или, по крайней мере, какое-нибудь замысловатое объяснение.
  Потом он закрыл дверь. У него было странное лицо – округлившиеся глаза и почти бессмысленный взгляд и он сглотнул, посмотрев на неё. Его гордость ?
  «Я решил», – объявил он, – «пожалуй, не стоит превращаться в женщину».
  «Ну, это определенно поможет нашим отношениям, Генри».
  «И я даже свожу тебя посмотреть ван Гога. Я дам тебе сводить меня».
  «Как хочешь, дорогой. Это неважно».
  «Нет», – сказал он, – «ты должна сводить меня !»
  Он прошёл в ванную и закрыл дверь.
  «Как ты думаешь», – спросила она, – «кто это был ?»
  «Где кто был ?»
  «Кто там был за дверью ? Оба раза ?»
  «Чёрт», – сказал он, – «я знаю, кто это был».
  «Ну и кто это был ?»
  «Ха !»
  «Чего ?»
  «Просто «Ха !». Я ничего не сказал».
  «Генри, ты просто не знаешь, кто это был, так же, как и я. Ты просто снова придуриваешься».
  «Если ты обещаешь взять меня посмотреть ван Гога, я скажу тебе, кто был за дверью».
  «Хорошо», – она решила подшутить, – «я обещаю».
  «Ладно. Это я был за дверью».
  «Ты был за дверью ?»
  «Да», – он издал глупый короткий смешок, – «я встретил себя. Оба раза».
  «Всё ещё изображаешь клоуна, да, Генри ?»
  Она услышала шум льющейся в раковину воды и поняла, что он собрался бриться.
  «Ты собираешься побриться, Генри ?»
  «Я раздумал насчёт бороды», – ответил он.
  Он её снова утомил и она просто открыла книгу на первой попавшейся странице и стала читать:
  Я тебе больше не нужна ?
  Я хочу, чтобы мы расстались,
  Ты был бы свободен от меня, я свободна от тебя.
  А насчёт этих последних месяцев ?
  Я не знаю. Я говорила тебе всё, что считала правдой.
  И почему ты теперь изменился ?
  А я нет – я всё та же,
  Всё, что я знаю – что-то нехорошее происходит.
  Она закрыла книгу и подумала о Генри. Мужчины – те же дети. С ними надо шутить. Они не переносят обиды. Это знает каждая женщина. Генри пытался – такой уж он был – играть клоуна. Всё эти жалкие шуточки.
  Она встала, и как во сне пересекла комнату, открыла дверь и замерла. Рядом с раковиной стоял намыленный помазок и всё ещё мокрый стаканчик для бритья. Но вода в раковине была холодной, а на дне, возле затычки, зелёная и вне её досягаемости, размером со скомканную перчатку, таращила глаза жирная живая лягушка.



This text was formated to HTML using ClearTXT program. Download it free at http://www.gribuser.ru/