ПИТТСБУРГСКИЙ ФИЛ И КОМПАНИЯ

  Этот парень Саммерфильд сидел на пособии и сильно закладывал. Довольно тупой, я старался его избегать, но он вечно висел полупьяный в окне. Увидит, как я из дому выхожу, и говорит всегда одно и то же:

  – Эй, Хэнк, как насчет взять меня на скачки? – а я всегда отвечаю:

  – Как-нибудь в другой раз, Джо, не сегодня.

  Так он и продолжал, свесившись из окна полупьяный, пока однажды я не ответил:

  – Ну ладно, Христа ради, пошли… – И мы отправились.

  Стоял январь, а в Санта-Аните, если вы знаете этот ипподром, может вдруг стать очень холодно, особенно если проигрываешь. И ветер дует со снежных гор, и в кармане голяк, и дрожишь весь, и думаешь о смерти, о черных днях, о том, что нечем платить за квартиру, и обо всем таком. В общем, едва ли приятное местечко для проигрыша. Из Голливуд-Парка, по крайней мере, с загаром вернешься.

  И вот мы поехали. По дороге рот у него не закрывался. Он никогда раньше не был на ипподроме. Мне пришлось растолковать ему, что значит ставить на победителя, на место или на одно из трех первых мест. Он не знал даже, что такое стартовые ворота и Беговая Форма. Когда мы туда добрались, он пользовался моей. Пришлось показывать ему, как ее читать. На входе я заплатил за него и купил ему программку. У него было всего два доллара. На одну ставку хватит.

  Перед первым забегом мы с ним постояли, разглядывая теток. Джо сообщил мне, что у него бабы не было пять лет. Выглядел он потрепанно, вылитый неудачник. Мы передавали Форму друг другу, рассматривали теток, и тут Джо спросил:

  – А почему 6-я лошадь идет 14 к одному? По мне, так она выглядит лучше всех.

  Я попытался ему объяснить, почему лошадь идет 14 к одному относительно других, но он меня не слушал:

  – Точно тебе говорю, лучше всех выглядит. Не понимаю. Поставлю на нее.

  – Твои два доллара не казенные, Джо, – сказал я, – а когда проиграешь, я тебе занимать не буду.

  Лошадь звали Рыжий Чарли; тварь в самом деле выглядела прискорбно. На променад она вышла в четырех повязках. Когда ее увидали, цена подскочила до 18 к одному. Я поставил десять на победителя на логичную лошадь, Смелую Латрину – поджарую классную кобылку с хорошими результатами, заводным жокеем и вторым ведущим тренером. Я подумал, что 7 к 2 для нее – неплохая цена.

  Бежали на милю и одну шестнадцатую. Рыжий Чарли шел 20 к одному, когда лошади вышли из ворот, – а он вышел первым, сразу бросался в глаза со своими повязками, и мальчишка гнал его на четыре корпуса впереди на первом же повороте – должно быть, думал, что бегут на четверть мили. У жокея было всего две победы из сорока посадок, и ясно, почему. На обратном отрезке он опережал уже на шесть корпусов. По шее Рыжего Чарли бежала пена: чертовски похоже на крем для бритья.

  В зените поворота шесть корпусов свелись к трем, и вся стая нагоняла его. На вершине отрезка у Рыжего Чарли форы осталось всего полтора корпуса, и моя лошадь Смелая Латрина равнялась с ним на внешней дорожке. Похоже, что я – в игре. На середине отрезка я уже отставал лишь на шею. Еще рывок – и я прорвусь. Но они так и пришли к финишу. У Рыжего Чарли на финише оставалась его шея. Он оплачивался по 42.80.

  – Я так и думал, что он лучше всех выглядит, – сказал Джо и пошел забирать свои деньги.

  Вернувшись, он попросил у меня Форму снова. Проглядел всех участников.

  – А почему Большой Х 6 к одному? – спросил он. – Он выглядит лучше всех.

  – Он может выглядеть лучше всех для тебя, – ответил я, – но по опыту бывалых игроков и лошадников, настоящих профессионалов, он оценивается примерно как 6 к одному.

  – Не злись, Хэнк. Я знаю, что ни шиша не знаю об этой игре. Я просто хочу сказать, что на мой взгляд он должен быть фаворитом. Я все равно на него поставлю. Можно даже десять на победителя.

  – Это твои деньги, Джо. Тебе просто повезло в первом заезде, игра – не такая уж простая.

  Ну что, Большой Х выиграл и оплачивался по 14.40. Джо забегал взад-вперед. Мы почитали Форму в баре, он купил каждому выпить и дал бармену доллар на чай. Выходя, он подмигнул бармену и сказал:

  – Крот Барни – единственный в этом заезде. – Крот Барни был фаворитом 6 к 5, поэтому ничего странного в его заявлении я не нашел. К тому времени, как начался заезд, шансы Крота Барни сравнялись. Он оплачивался по 4.20, и Джо выиграл свои 20 баксов.

  – Вот в этот раз, – сказал он, – они сделали фаворитом правильную лошадь.

  Из девяти заездов у Джо было восемь победителей. На обратом пути он сокрушался, как же он проморгал 7-й заезд.

  – Синий Грузовик выглядел намного лучше остальных. Не понимаю, как он пришел всего лишь третьим.

  – Джо, у тебя вышло 8 из 9. Это удача новичка. Ты и представления не имеешь, какая эта игра сложная.

  – По мне, так простая. Выбираешь победителя и забираешь денежки.

  Остаток пути я с ним не разговаривал. В тот вечер он постучался ко мне, с собой у него была квинта Дедушки и Беговая Форма. Я помог ему с бутылкой, пока он читал Форму и рассказывал мне, кто победит завтра – все девять – и почему. У нас тут сидел настоящий эксперт. Я-то знаю, как моча людям в голову стукает. Однажды у меня было 17 победителей подряд, и я уже собирался скупать дома на побережье и начинать работорговлю белыми, чтоб оградить свои выигрыши от налогового инспектора. Так вот и сходишь с ума.

  Мне не терпелось отвезти Джо на бега на следующий день. Я хотел увидеть его рожу, когда все предсказания обломятся. Лошади – просто животные, они сделаны из плоти. Они могут облажаться. Как сказал один старый игрок: «Есть десятки способов проиграть заезд и только один – выиграть.»

  Ладно, в тот день не вышло. У Джо было 7 из 9 – фавориты, те, у кого было мало шансов, средненькие. А он всю дорогу ныл про двух своих неудачников. Он этого не понимал. Я с ним не разговаривал. Сукин сын не ошибался. Но проценты его подставят. Он начал мне тележить, почему я ставлю неправильно, и как надо. Всего два дня на бегах – и он уже эксперт. Я играл уже 20 лет, а он мне говорит, что я свою задницу в упор не вижу.

  Мы ездили туда всю неделю, и Джо продолжал выигрывать. Он стал таким невыносимым, что достал меня окончательно. Он купил себе новый костюм и шляпу, новую рубашку и стал курить сигары по 50 центов. Людям из собеса он сказал, что стал частным предпринимателем, и что их деньги ему больше не нужны. Джо спятил. Отрастил усы, купил наручные часы и дорогое кольцо. В следующий вторник я увидел, как он поехал на скачки в собственной машине – черный кадиллак 69-го года. Он помахал мне изнутри и стряхнул пепел с сигары. В тот день на бегах я с ним не разговаривал. Он сидел в клубе. Когда он постучался ко мне в тот вечер, с ним была обычная квинта Дедушки и высокая блондинка. Молодая, хорошо одетая, ухоженная – у нее были и форма, и лицо. Вошли они вместе.

  – Что это за бичара? – спросила она у Джо.

  – Это мой старый кореш Хэнк, – представил он ей меня. – Я знал его раньше. Когда был беден. Однажды он взял меня на бега.

  – А у него что, своей старухи нет?

  – У старины Хэнка бабы не было с 1965 года. Слушай, давай сведем его с Большой Герти?

  – Ох, черт возьми, Джо, Большая Герти на него не клюнет! Смотри, он же одет, как тряпичник.

  – Помилосердуй, крошка, он же мой кореш. Я знаю, что на много мы не выглядим, но мы начинали вместе. Я сентиментален.

  – Ну а Большая Герти не сентиментальна, она любит класс.

  – Слушай, Джо, – сказал я, – на фиг баб. Садись, бери Форму и давай пропустим вместе по чуть-чуть, а ты расскажешь мне, кто завтра выиграет.

  Джо так и сделал. Мы выпили и всех вычислили. Он записал мне имена девяти лошадей на клочке бумаги. Его баба, Большая Тельма… н-да, Большая Тельма просто смотрела на меня так, будто я был собачьей какашкой на чьем-то газоне.

  Те девять лошадок на следующий день подошли к восьми забегам. Одна оплачивалась по 62.60. Я ничего не понимал. В тот вечер Джо зашел ко мне с новой телкой. Она выглядела еще лучше. Он сел, держа бутылку и Форму, и записал мне еще девять лошадей.

  Затем сказал:

  – Послушай, Хэнк, мне надо съезжать. Я нашел себе славную люксовую квартирку сразу возле ипподрома. Достало уже ездить туда-сюда. Пошли, крошка. Мы еще увидимся, парень.

  Я знал, что это все. Мой кореш меня посылал подальше. На следующий день я ставил на этих девять по-тяжелой. Получилось семь раз. Я просмотрел Форму еще раз, когда приехал домой, пытаясь сообразить, почему он выбрал именно этих лошадей, но явной причины, мне показалось, не существовало. Некоторые верняки были поистине загадочны.

  Весь остаток сезона мы с Джо не встречались, если не считать одного раза. Я увидел, как он заходит в клуб с двумя тетками. Джо растолстел и смеялся. На нем был костюм за две сотни долларов, а на пальце – кольцо с брильянтом. Я же в тот день проиграл все девять заездов.

  Это случилось два года спустя. Я сидел в Голливуд-Парке, а день был особенно жарок, четверг, и на 6-м заезде мне случилось оторвать победителя по 26.80. Отходя от окошечка кассы, я услышал за спиной его голос:

  – Эй, Хэнк! Хэнк!

  Это был Джо.

  – Господи, старик, – сказал он, – как же я рад тебя видеть!

  – Привет, Джо…

  На нем до сих пор был тот самый костюм за две сотни долларов – по такой-то жаре. Все остальные вокруг бродили в рубашечках с коротким рукавом. Небрит, башмаки стоптаны, а сам костюм измят и грязен. Брильянта уже не было, часов на руке – тоже.

  – Дай покурить, Хэнк.

  Я дал ему сигарету, и когда он ее зажег, я заметил, что руки у него трясутся.

  – Мне нужно выпить чего-нибудь, старик, – сказал он мне.

  Я отвел его в бар, и мы пропустили по парочке вискача. Джо разглядывал Форму.

  – Слушай, старик, я тебя на многих победителей навел, так?

  – Конечно, Джо.

  Мы стояли и смотрели в Форму.

  – Прикинь теперь этот забег, – сказал Джо. – Посмотри на Черную Обезьянку. Она у нас поскачет, Хэнк. Верняк. К тому же при 8 к одному.

  – Тебе нравятся ее шансы, Джо?

  – Точно тебе говорю, старик. Как не фиг делать выиграет.

  Мы оба поставили на Черную Обезьянку и пошли смотреть забег. Она пришла к финишу глубокой седьмой.

  – Ничего не понимаю, – сказал Джо. – Слушай, одолжи мне еще два бакса, Хэнк. Зов Сирены будет в следующем, он не может проиграть. Никак не может.

  Зов Сирены действительно не проиграл – вышел пятым, но это не сильно-то помогает, когда ставишь по носам. Джо развел меня еще на два доллара на 9-й заезд, его лошадь и там облажалась. Джо сказал мне, что машины у него нет, поэтому не соглашусь ли я подвезти его домой?

  – Ты не поверишь, – сказал он мне, – но я снова на пособии.

  – Я тебе верю, Джо.

  – Тем не менее, я выскочу. Знаешь, Питтсбургский Фил тонул десятки раз. И всегда выныривал. Его друзья в него верили. Денег одалживали.

  Когда я его высаживал, то обнаружил, что живет он в старых меблирашках примерно в четырех кварталах от меня. Я ведь так и не переехал. Выходя из машины, Джо сказал:

  – Завтра просто дьявольская масть повалит. Ты едешь?

  – Не уверен, Джо.

  – Дай мне знать, если соберешься.

  – Конечно, Джо.

  В тот вечер я услышал стук в свою дверь. Я знал стук Джо. Не ответил. У меня орал телевизор, но я не ответил. Я просто очень тихо лежал на постели. Он стучал, не переставая.

  – Хэнк! Хэнк!Ты дома? ЭЙ, ХЭНК!