И ТЫ И ТВОЕ ПИВО И КАКОЙ ТЫ ВЕЛИКИЙ

  Джек вошел и увидел пачку сигарет на каминной полке. Энн лежала на кушетке и читала Космополитэн. Джек закурил, сел в кресло. Было без десяти полночь.

  – Чарли велел тебе не курить, – произнесла Энн, подняв взгляд от журнала.

  – Я заслужил. Сегодня туго пришлось.

  – Победил?

  – Ничья, но победа – моя. Бенсон – крутой парень, кишки железные. Чарли говорит, Парвинелли – следующий. Мы Парвинелли завалим, и чемпион наш будет.

  Джек поднялся, сходил на кухню, вернулся с бутылкой пива.

  – Чарли велел мне не давать тебе пива. – Энн отложила журнал.

  – «Чарли велел, Чарли велел…» Я уже устал от этого. Я выиграл бой. 16 боев подряд, у меня есть право на пиво и сигаретку.

  – Ты должен держать форму.

  – Это не важно. Я любого из них уберу.

  – Ты такой великий, когда ты напиваешься, я постоянно об этом слышу – какой ты великий. Меня уже тошнит.

  – А я и так великий. 16 подряд, 15 нокаутов. Кого ты лучше найдешь?

  Энн не ответила. Джек забрал бутылку пива и сигарету с собой в ванную.

  – Ты даже не поцеловал меня, когда пришел. Сперва за свою бутылку схватился. Ты такой великий, правильно. Пьянь ты великая.

  Джек промолчал. Пять минут спустя он стоял в дверях ванной, брюки и трусы спущены на башмаки.

  – Господи Христе, Энн, ты что, не можешь здесь даже туалетную бумагу держать?

  – Извини.

  Она сходила в чулан и вынесла ему рулон. Джек закончил свои дела и вышел. Потом допил пиво и взял еще.

  – Живешь тут, понимаешь, с лучшим полутяжелым весом в мире и только и делаешь, что ноешь. Меня бы куча девчонок заполучить хотела, а ты рассиживаешь тут, да ссучишься.

  – Я знаю, что ты хороший, Джек, может, даже самый лучший, но ты даже не представляешь, как скучно сидеть и слушать, как ты снова и снова повторяешь, какой ты великий.

  – Ах, тебе скучно, вот как?

  – Да, черт возьми, и ты, и твое пиво, и какой ты великий.

  – Назови лучшего полутяжелого. Да ты даже на мои бои не ходишь.

  – Есть и другие вещи помимо бокса, Джек.

  – Какие? Валяться на заднице и читать Космополитэн?

  – Мне нравится улучшать свой ум.

  – Так и должно быть. Над ним нужно еще много поработать.

  – Говорю тебе, кроме бокса, есть и другие вещи.

  – Какие? Назови.

  – Ну, искусство, музыка, живопись, вроде этого.

  – И у тебя они хорошо получаются?

  – Нет, но я их ценю.

  – Говно это, я уж лучше буду самым лучшим в том, чем занимаюсь.

  – Хороший, лучше, самый лучший… Господи, неужели ты не можешь ценить людей за то, какие они?

  – За то, какие они? А каково большинство из них? Слизни, пиявки, пижоны, стукачи, сутенеры, прислужники…

  – Ты вечно на всех свысока смотришь. Все друзья тебе нехороши. Ты так дьявольски велик!

  – Это верно, малышка.

  Джек зашел в кухню и вышел с новой бутылкой пива.

  – Опять со своим проклятым пивом!

  – Это мое право. Его продают. Я покупаю.

  – Чарли сказал…

  – Ебись он в рыло, твой Чарли!

  – Какой же ты великий, черт возьми!

  – Правильно. По крайней мере, Пэтти это знала. Она это признавала. Она этим гордилась. Она знала, что это чего-то требует. А ты только ссучишься.

  – Так чего ж ты к Пэтти не вернешься? Что ты со мной делаешь?

  – Я как раз об этом и думаю.

  – А что – мы не расписаны, я могу уйти в любое время.

  – Только и остается. Блядь, приходишь домой, как дохлый осел, после 10 раундов круче некуда, а ты даже не рада, что я на них согласился. Только гнобишь меня.

  – Послушай, Джек, есть и другие вещи, кроме бокса. Когда я тебя встретила, я восхищалась тем, какой ты был.

  – Я боксером был. И кроме бокса нет других вещей. Вот все, что я есть, – боксер. Это моя жизнь, и у меня она хорошо получается. Лучше не бывает. Я заметил, ты всегда на второсортных клюешь… вроде Тоби Йоргенсона.

  – Тоби очень смешной. У него есть чувство юмора, настоящее чувство юмора. Мне Тоби нравится.

  – Да у него рекорд 9, 5 и один. Я завалю его, даже когда пьяный в стельку.

  – Бог не даст соврать – ты достаточно часто пьян в стельку. Каково, по-твоему, мне на вечеринках, когда ты валяешься на полу в отрубе, или шибаешься по комнате и всем твердишь: «Я ВЕЛИКИЙ, Я ВЕЛИКИЙ, Я ВЕЛИКИЙ!» Неужели ты думаешь, что я от этого себя дурой не чувствую?

  – Может, ты и впрямь дура? Если тебе так сильно Тоби нравится, чего с ним не пойдешь?

  – Да я же просто сказала, что он мне нравится, мне кажется, он смешной, это же не значит, что я хочу с ним в постель.

  – Ну, так ты идешь в постель с мной, а потом говоришь, что я скучный. Я просто не знаю, какого рожна тебе надо.

  Энн не ответила. Джек поднялся, подошел к кушетке, задрал Энн голову и поцеловал ее, отошел и снова уселся.

  – Слушай, давай я расскажу тебе про этот бой с Бенсоном. Даже ты бы мною гордилась. Он меня заваливает в первом раунде, исподтишка правой. Я поднимаюсь и не подпускаю его весь остаток раунда. Во втором он меня снова валит. Я еле-еле встаю на счет восемь. Снова его не подпускаю. Следующие несколько раундов я ноги в порядок привожу. Провожу 6-й, 7-й, 8-й валю его разок в 9-м и дважды в 10-м. Я бы это ничьей не назвал. Они назвали. Так вот, это 45 штук, врубаешься, девчонка? 45 штук. Я великий, ты не сможешь отрицать, что я великий, правда?

  Энн промолчала.

  – Ладно тебе, скажи, что я великий.

  – Хорошо, ты великий.

  – Ну вот, так лучше. – Джек подошел и снова поцеловал ее. – Мне так хорошо. Бокс – это произведение искусства, в самом деле. Чтобы быть великим художником, нужны кишки, и чтобы быть великим боксером, тоже нужны кишки.

  – Ладно, Джек.

  – «Ладно, Джек» – это все, что ты можешь сказать? Пэтти счастлива бывала, когда я выигрывал. Мы оба были счастливы всю ночь. Ты что – не можешь за меня порадоваться, когда я что-нибудь хорошее сделаю? Черт, да ты меня любишь, или ты любишь этих неудачников, дристунов этих? Ты, наверное, счастливее была бы, если бы я притащился сюда побитым.

  – Я хочу, чтобы ты побеждал, Джек, просто ты так залипаешь на том, что делаешь…

  – Черт возьми, да это же мой заработок, моя жизнь. Я горжусь тем, что я самый лучший. Это как летать, как улететь в небо и солнцу надавать.

  – А что ты будешь делать, когда больше не сможешь драться?

  – Черт, да у нас будет столько денег, что мы будем делать все, что захотим.

  – Может, только ладить не будем.

  – Может, научусь читать Космополитэн, улучшать свой ум.

  – Н-да, там есть что улучшить.

  – Пошла ты на хуй.

  – Что?

  – Пошла на хуй.

  – Вот куда я к тебе давно уже не ходила.

  – Некоторым нравится ебаться с такими суками, а мне – не очень.

  – А Пэтти, я полагаю, – не сука?

  – Все бабы – суки, а ты у них – чемпионка.

  – Так чего ж ты не валишь к своей Пэтти?

  – Ты же здесь. Я не могу давать приют двум курвам одновременно.

  – Курвам?

  – Курвам.

  Энн встала, зашла в чулан, выволокла свой чемодан и начала запихивать туда одежду. Джек ушел на кухню и взял еще одну бутылку пива. Энн плакала и злилась. Джек сел и хорошенько отхлебнул. Виски ему нужно, бутылку виски. И хорошую сигару.

  – Я могу зайти и забрать остаток вещей, когда тебя не будет.

  – Не беспокойся. Я их тебе пришлю.

  Она задержалась в дверях.

  – Что ж, я думаю, на этом всч, – сказала она.

  – Полагаю, что да, – ответил Джек.

  Она закрыла дверь и ушла. Обычное дело. Джек допил пиво и подошел к телефону. Набрал номер Пэтти. Та ответила.

  – Пэтти?

  – О, Джек, как у тебя дела?

  – Выиграл сегодня большую драку. Ничья. Мне теперь надо завалить только Парвинелли, и выйду на чемпиона.

  – Ты их обоих уделаешь, Джек. Я знаю, что у тебя получится.

  – Что ты сегодня делаешь, Пэтти?

  – Час ночи, Джек. Ты что, пил?

  – Немного. Отмечаю.

  – А как Энн?

  – Мы разбежались. Я только одну тетку зараз проигрываю, ты же знаешь, Пэтти.

  – Джек…

  – Что?

  – Я – с парнем.

  – С парнем?

  – С Тоби Йоргенсоном. Он в спальне…

  – О, извини тогда.

  – Ты меня тоже извини, Джек. Я тебя любила… может, до сих пор люблю.

  – Ох, блядь, как вы, бабы, любите этим словом разбрасываться…

  – Прости меня, Джек.

  – Нормально. – Он повесил трубку. Затем зашел в чулан за пальто. Надел его, закончил пиво, на лифте спустился к машине. Проехал прямо по Нормандии на 65 милях в час до винной лавки на Бульваре Голливуд. Вылез из машины, вошел. Взял шестерик Мичелоба, упаковку Алки-Зельцер. Затем у продавца за кассой попросил квинту Джека Дэниэлса. Пока продавец выбивал чек, к ним подвалил пьянчуга с двумя упаковками Курза.

  – Эй, мужик! – сказал он Джеку. – Ты не Джек Бэкенвельд, боксер?

  – Он самый, – ответил Джек.

  – Мужик, я видел ваш бой сегодня, Джек, ну ты силен. Ты в самом деле великий!

  – Спасибо, старик, – сказал он пьянчуге, взял свой пакет с покупками и пошел к машине. Сел, открутил крышечку с Дэниэлса и приложился как следует. Потом сдал назад, поехал на запад по Голливуду, на Нормандии свернул налево и заметил хорошо сложенную девчонку-подростка. Та, покачиваясь, шла по улице. Он остановил машину, приподнял квинту из пакета и показал ей.

  – Подвезти?

  Сам удивился, когда она залезла внутрь.

  – Я помогу вам это выпить, мистер, но никаких побочных льгот.

  – Какое там, – ответил Джек.

  Он поехал по Нормандии со скоростью 35 миль в час, уважающий себя гражданин и третий лучший полусредний вес в мире. На какой-то миг ему захотелось сказать ей, с кем она едет в машине, но он передумал, протянул руку и сжал ей коленку.

  – У вас сигаретки не найдется, мистер? – спросила она.

  Он вытряхнул одну свободной рукой, вдавил прикуриватель. Тот выскочил, и он поджег ей.