В РАЙ ДОРОГИ НЕТ

  Я сидел в баре на Западной авеню. Времени – около полуночи, а я – в своем обычном попутанном состоянии. То есть,

  знаете, когда ни черта не выходит: бабы, работы, нет работ, погода, собаки. Наконец, просто сидишь, как оглоушенный,

  и ждешь, будто смерти на автобусной остановке.

  Так вот, сижу я так, и тут заходит эта с длинными каштановыми волосами, хорошим телом и грустными карими глазами.

  Я на нее не отреагировал. Я ее проигнорировал, хотя она и села на табуретку рядом с моей, когда вокруг была дюжина

  свободных. Фактически, мы в баре были одни, не считая бармена. Она заказала сухое вино. Потом спросила, что пью я.

  – Скотч с водой.

  – Дайте ему скотча с водой, – велела она бармену.

  Так, это уже необычно.

  Она открыла сумочку, вытащила маленькую проволочную клетку, вынула из нее крошечных человечков и поставила на

  стойку бара. Все они были ростом дюйма в три, живые и одеты, как надо. Их было четверо, двое мужчин и две женщины.

  – Сейчас такое делают, – сказала она, – они очень дорогие. Когда я их покупала они шли по 2,000 долларов штука.

  А сейчас стоят по 2,400. Я не знаю производственного процесса, но, наверное, это противозаконно.

  Маленькие человечки ходили по стойке. Неожиданно один малютка влепил пощечину крошке-женщине.

  – Сука, – сказал он, – с меня довольно!

  – Нет, Джордж, как ты можешь? – закричала та. – Я люблю тебя! Я себя убью! Ты должен быть моим!

  – Мне плевать, – ответил маленький парень, вытащил крохотную сигаретку и закурил. – У меня есть право на жизнь.

  – Если ты ее не хочешь, – сказал другой маленький парень, – то я ее возьму. Я ее люблю.

  – Но я тебя не хочу, Марти. Я люблю Джорджа.

  – Он же мерзавец, Анна, настоящий мерзавец!

  – Я знаю, но я все равно его люблю.

  Тут маленький мерзавец подошел и поцеловал другую маленькую женшину.

  – У меня тут треугольник закрутился, – сказала дама, купившая мне выпить. – Это Марти, Джордж, Анна и Рути. Джордж

  катится вниз, совсем опустился. Марти – вроде квадратный такой.

  – А не грустно на все это смотреть? Э-э, как вас зовут?

  – Даун. Ужасное имя. Но так матери иногда со своими детьми поступают.

  – Я Хэнк. Но разве не грустно…

  – Нет, смотреть на это не грустно. Мне с собственными любовниками не очень-то везло, ужасно не везло, на самом деле…

  – Нам всем ужасно не везет. – Наверняка. Как бы то ни было, я купила этих маленьких человечков и теперь наблюдаю за ними, это как по-настоящему,

  только без проблем всех этих. Но я ужасно распаляюсь, когда они начинают любовью заниматься. Тогда бывает трудно.

  – А они сексуальные?

  – Очень, очень сексуальные. Господи, как они меня разжигают!

  – А почему вы их не заставите это сделать? Я имею в виду, прямо сейчас. Вместе и посмотрим.

  – О, их нельзя заставить. Они сами должны.

  – А они часто этим занимаются?

  – Они довольно хороши. Четыре или пять раз в неделю.

  Те гуляли по стойке.

  – Послушай, – сказал Марти, – дай мне шанс. Ты только дай мне шанс, Анна.

  – Нет, – ответила Анна, – моя любовь принадлежит Джорджу. И по-другому быть не может.

  Джордж целовал тем временем Рути, обминая ей груди. Рути распалялась.

  – Рути распаляется, – сообщил я Даун.

  – Точно. В самом деле.

  Я тоже распалялся. Я облапал Даун и поцеловал ее.

  – Послушайте, – сказала она, – я не люблю, когда они занимаются любовью на людях. Я заберу их домой и там заставлю.

  – Но тогда я не смогу посмотреть.

  – Что ж, придется вам пойти со мной.

  – Ладно, – ответил я, – пошли. Я допил, и мы вышли вместе. Она несла маленьких людей в проволочной клетке. Мы сели к ней в машину и поставили людей на переднее сиденье между собой. Я посмотрел на Даун. Она в самом деле была молода и прекрасна. Нутро у нее, кажется, тоже хорошее. Как могла она облажаться с мужиками? Во всех этих вещах промахнуться так несложно. Четыре

  человечка стоили ей восемь штук. Только лишь для того, чтобы избежать отношений и не избегать отношений.

  Дом ее стоял поблизости от гор, приятное местечко. Мы вышли из машины и подошли к двери. Я держал человечков в

  клетке, пока Даун открывала дверь.

  – На прошлой неделе я слушала Рэнди Ньюмана в «Трубадуре». Правда, он великолепен?

  – Правда. Мы зашли в гостиную, и Даун извлекла человечков и поставила их на кофейный столик. Затем зашла на кухню, открыла

  холодильник и вытащила бутылку вина. Внесла два стакана.

  – Простите меня, – сказала она, – но вы, кажется, слегка ненормальный. Чем вы занимаетесь?

  – Я писатель.

  – Вы и об этом напишете?

  – Мне никогда не поверят, но напишу.

  – Смотрите, – сказала Даун, – Джордж с Рути уже трусики снял. Он ей пистон ставит. Льда?

  – Точно. Нет, льда не надо. Неразбавленное нормально. – Не знаю, – промолвила Даун, – но когда я смотрю на них, то точно распаляюсь. Может, потому что они такие

  маленькие. Это меня и разогревает.

  – Я понимаю, о чем вы.

  – Смотрите, Джордж на нее ложится.

  – В самом деле, а?

  – Только посмотрите на них!

  – Боже всемогущий!

  Я схватил Даун. Мы стояли и целовались. Пока мы целовались, ее глаза метались с меня на них и обратно.

  Малютка Марти и малютка Анна тоже наблюдали.

  – Смотри, – сказал Марти, – они сейчас это сделают. Мы тоже можем попробовать. Даже большие люди сейчас это сделают.

  Посмотри на них!

  – Вы слышали? – спросил я Даун. – Они сказали, что мы сейчас это сделаем. Это правда?

  – Надеюсь, что да, – ответила Даун.

  Я подвел ее к тахте и задрал платье ей на бедра. Я целовал ее вдоль шеи.

  – Я тебя люблю, – сказал я.

  – Правда? Правда?

  – Да, в некотором смысле, да…

  – Хорошо, – сказала малютка Анна малютке Марти, – мы тоже можем попробовать, хоть я тебя и не люблю.

  Они обнялись посередине кофейного столика. Я стащил с Даун трусики. Даун застонала. Малютка Рути застонала. Марти

  обхватил Анну. Это происходило повсюду. Мне подумалось, что этим во всем мире сейчас занимаются. Мы как-то

  умудрились войти в спальню. И там я проник в Даун, и началась долгая медленная скачка….

  Когда она вышла из ванной, я читал скучный, очень скучный рассказ в Плэйбое.

  – Было так хорошо, – произнесла она. – Удовольствие взаимно, – ответил я.

  Она снова легла ко мне в постель. Я отложил журнал.

  – Как ты думаешь, у нас вместе получится? – спросила она.

  – Ты это о чем?

  – В смысле, как ты думаешь, у нас получится вместе хоть какое-то время?

  – Не знаю. Всякое бывает. Сначала всегда легче всего.

  Тут из гостиной донесся вопль.

  – О-о, – сказала Даун, выскочила из кровати и выбежала из комнаты. Я – следом. Когда я вошел в комнату, она

  держала в руках Джорджа.

  – Ох, боже мой!

  – Что случилось?

  – Анна ему это сделала!

  – Что сделала?

  – Отрезала ему яйца! Джордж теперь – евнух!

  – Ух ты!

  – Принеси мне туалетной бумаги, быстро! Он может кровью до смерти истечь! – Вот сукин сын, – сказала малютка Анна с кофейного столика. – Если мне Джордж не достанется, то его никто не

  получит!

  – Теперь вы обе принадлежите мне! – заявил Марти.

  – Нет, ты должен выбрать между нами, – сказала Анна.

  – Кто из нас это будет? – спросила Рути.

  – Я вас обеих люблю, – сказал Марти. – У него кровь перестала идти, – сказала Даун. – Он отключился. – Она завернула Джорджа в носовой платок и положила на каминную доску. – Я имею в виду, – повернулась она ко мне, – если тебе кажется, что у нас не получится, то я не хочу больше в это пускаться.

  – Я думаю, что я тебя люблю, Даун.

  – Смотри, – сказала она, – Марти обнимает Рути!

  – А у них получится?

  – Не знаю. Кажется, они взволнованы.

  Даун подобрала Анну и положила ее в проволочную клетку.

  – Выпусти меня отсюда! Я их обоих убью! Выпусти меня! Джордж стонал из носового платка на каминной полке. Марти спускал с Рути трусики. Я прижал к себе Даун. Она была прекрасна, молода и с нутром. Я снова мог влюбиться. Это было возможно. Мы поцеловались. Я провалился в ее глаза. Потом вскочил и побежал. Я понял, куда попал. Таракан с орлицей любовью занялись. Время – придурок с банджо. Я все

  бежал и бежал. Ее длинные волосы упали мне на глаза.