Чарльз Буковски. Рассказы (в переводе Гаянэ Багдасарян) –
доллар и 20 центов
больше всего он любил конец лета, нет, осень, кажется осень, короче на пляже уже было прохладно и ему нравилось сразу после заката шагать по кромке воды, вокруг ни души, а вода казалась грязной, вода казалась гиблой, и чайки не желали спать, терпеть не могли спать. они опускались, подлетали к нему, охотясь за его глазами, его душой, остатками его души.
если у тебя осталось немного души и ты знаешь об этом, значит у тебя еще есть душа.
потом он садился и смотрел на воду, и глядя на воду, трудно было чему-то верить. тому, что, скажем, есть на свете такая страна как Китай или Соединенные Штаты или такое место как Вьетнам, или что когда-то он был маленьким, хотя нет, если вдуматься, в это было не трудно поверить, детство у него было препоганое, его он не забыл. и молодость тоже не забыл: все места работы и всех женщин, потом годы без женщин, а теперь – без работы. шестидесятилетний бомж. списан. ничто. у него был доллар и двадцать центов наличными. за жилье за месяц заплачено. океан…он перебрал в уме всех своих женщин. с некоторыми из них ему было хорошо, другие были ведьмами, слегка тронутыми, жесткими и царапались. комнаты и кровати, и дома, и рождественские праздники, и места работы, и пение, и госпитали, и беспросветность, тусклые дни и ночи и никакого смысла, ни единого шанса.
а сегодня итог шестьдесяти лет: доллар и двадцать центов.
немного погодя он услышал за спиной смех. они притащили одеяла, бутылки, банки пива, кофе, бутерброды. они смеялись, они хохотали. два парня и две девчонки. стройные, гибкие, беззаботные. потом кто-то из них увидел его.
– Эй, что это такое?
– Господи, я не знаю!
он не пошевельнулся.
– это человек?
– оно дышит? оно корчится?
– КАК корчится? они захохотали.
он приподнял свою бутылку. в ней еще кое-что оставалось. сейчас было самое время хлебнуть.
– оно ШЕВЕЛИТСЯ! смотрите, оно ШЕВЕЛИТСЯ!
он поднялся и стряхнул с колен песок.
– у него руки и ноги! у него лицо!
– ЛИЦО?
они снова засмеялись. он удивился. обычно дети не такие. не злые. что же тогда эти? он подошел к ним.
– старости не стыдятся.
один из парней доканчивал банку пива. он отбросил ее в сторону.
– стыдно годы даром тратить, папаша. а ты по-моему только зря небо коптил.
– Я все еще порядочный человек, сынок.
– а если одна из этих девок подставит тебе свою киску, папаша, что ты сделаешь?
– Род, не выражайся!
это заговорила молоденькая девушка с длинными рыжими волосами. она распустила их на ветру, казалось, вся она отдается на волю ветру, крепко упираясь ногами в песок.
– так как же, папаша? что ты сделаешь? а? что ты сделаешь, если одна из этих девок на тебя ляжет?
он повернулся, обошел их одеяло и по песку побрел к дощатой дорожке.
– Род, ну зачем ты так издевался над этим старикашкой? иногда я тебя просто НЕНАВИЖУ!
– А НУ ИДИ СЮДА, крошка!
– НЕТ!
он обернулся и увидел как Род несется за девушкой. она завизжала, потом засмеялась. Род поймал ее и они упали на песок, борясь и хохоча. он увидел что другая пара стоит и целуется.
он дошел до дорожки, сел на скамейку и стер с ног песок. потом он обулся и через десять минут уже был в своей комнате. он разулся и, не включая света, вытянулся на кровати.
в дверь постучали.
– Мистер Снид?
– да?
дверь приоткрылась. это была квартирная хозяйка – Миссис Коннерс. Миссис Коннерс было шестьдесят-пять лет, он не мог разглядеть ее лица в темноте. он был рад что не может разглядеть ее лица в темноте.
– Мистер Снид?
– да?
– Я сварила суп. Я сварила хороший суп. принести вам тарелочку?
– нет, мне не хочется.
– ох, ну же, Мистер Снид, хороший суп, очень хороший суп! давайте я принесу вам тарелочку!
– ну ладно.
он встал и в ожидании сел на стул. она оставила дверь приоткрытой и свет из коридора проникал в его комнату. пучок света, один лучик падал на его ноги и колени. туда она и поставила суп. тарелку супа и ложку.
– вам понравится, Мистер Снид, я готовлю хороший суп.
– спасибо, – сказал он.
он сидел и смотрел на суп. желтый как моча. это был куриный суп. без мяса. он сидел и смотрел на маленькие пузырьки масла. он сидел так некоторое время. потом он вытащил ложку и положил ее на комод. поднес тарелку к окну, отцепил экран и тихо вылил суп не землю. поднялась тоненькая струйка пара. потом она расстаяла. он поставил тарелку на комод, закрыл дверь и снова лег на кровать. было еще темнее чем раньше, ему нравилась темнота, в темноте был смысл.
напряженно прислушиваясь, он уловил шум океана. некоторое время он слушал океан. потом он вздохнул. один раз глубоко вздохнул и умер.