Чарльз Буковски.

  Макулатура

  Перевод В. Голышева

  Роман Плохой литературе посвящается

  Я сидел в своем кабинете, аренда кончилась, и Маккелви уже начал процедуру выселения. Стояла адская жара, кондиционер не работал. По моему столу ползла муха. Я протянул руку и ладонью выключил ее из игры. Вытер руку о штанину, и тут зазвонил телефон. Я взял трубку.

  – Да?

  – Селина читали? – спросил женский голос. Он звучал чувственно. У меня давно никого не было. Годы.

  – Селин, – сказал я. – Хм-м.

  – Я разыскиваю Селина, – сказала она. – Он мне нужен.

  Такой чувственный голос, меня прямо разбирало.

  – Селин? – сказал я. – Дайте мне какие-нибудь сведения. Поговорите со мной, леди. Не молчите…

  – Застегнитесь, – сказала она.

  Я посмотрел на брюки.

  – Как вы узнали? – спросил я.

  – Неважно. Мне нужен Селин.

  – Он умер.

  – Нет. Найдите мне его. Он мне нужен.

  – А если я найду только кости?

  – Нет, дурак, он жив!

  – Где?

  – В Голливуде. Я слышала, что он крутится возле книжного магазина Реда Колдовски.

  – Так почему вы сами его не найдете?

  – Во-первых, я должна быть уверена, что это в самом деле Селин. Я должна знать это наверняка.

  – Но почему вы обратились ко мне? В городе сотни детективов.

  – Вас рекомендовал Джон Бартон.

  – А-а, Бартон, ну да. Послушайте. Мне нужен какой-нибудь аванс. И я должен встретиться с вами лично.

  – Буду у вас через несколько минут, – сказала она.

  Она повесила трубку. Я застегнул ширинку.

  И ждал. 2

  Она вошла.

  То есть я хочу сказать – это просто нечестно. Платье обтягивало ее так, что чуть не лопалось по швам. Перебирает с шоколадками. А каблуки такие высокие, что смахивают на ходульки. Она шла, как пьяный калека, ковыляла по комнате. Головокружительная роскошь тела.

  – Садитесь, леди, – сказал я.

  Она села и закинула ногу на ногу, черт-те куда, чуть не вышибла мне глаз.

  – Приятно видеть вас, леди, – сказал я.

  – Пожалуйста, перестаньте пялиться. Ничего для себя нового вы не увидите.

  – Тут вы не правы, леди. Можно узнать ваше имя?

  – Леди Смерть.

  – Леди Смерть? Вы из цирка? Из кино?

  – Нет.

  – Место рождения?

  – Это несущественно.

  – Год рождения?

  – Не пытайтесь острить…

  – Просто хочу получить какие-то сведения…

  Я как-то смешался, стал глядеть ей на ноги. Ноги для меня – первое дело. Это первое, что я увидел, когда родился. Но тогда я пытался вылезти. С тех пор я стремлюсь в обратную сторону, но без большого успеха.

  Она щелкнула пальцами.

  – Эй, очнитесь!

  – А? – Я поднял глаза.

  – Речь о Селине. Помните?

  – Ну конечно.

  Я разогнул скрепку и концом показал на нее.

  – Хорошо бы чек в оплату за услуги.

  – Конечно. – Она улыбнулась: – Сколько вы берете?

  – Шесть долларов в час.

  Она вынула чековую книжку, что-то нацарапала там, вырвала чек и кинула мне. Он спланировал на стол. Я поднял его. Двести сорок долларов. Таких денег я не видел с тех пор, как угадал в экспрессе в Голливудском парке в 1988 году.

  – Спасибо, леди…

  – …Смерть, – сказала она.

  – Да, – сказал я. – А теперь чуть-чуть подробнее об этом так называемом Селине. Вы что-то говорили про книжный магазин?

  – Он околачивался в магазине Реда, листал книжки… спрашивал о Фолкнере, о Карсон Маккалерс, о Чарльзе Мэнсоне…

  – Околачивается в книжном магазине? Хм…

  – Да, – сказала она, – вы знаете Реда. Любит выгонять людей из магазина. Можете истратить там тысячу долларов, потом задержитесь на лишнюю минуту-другую, и Ред скажет: «А не убраться ли тебе к чертям?» Ред хороший человек, но с приветом. Короче говоря, он все время вышвыривает Селина. Селин идет в бар Муссо и сидит там грустный. Через день-два приходит снова, и все повторяется.

  – Селин умер. Селин и Хемингуэй умерли тридцать два года назад. Один, и через день – другой.

  – Я знаю о Хемингуэе. Хемингуэй у меня.

  – Вы уверены, что это был Хемингуэй?

  – О, да.

  – Так почему вы не уверены, что Селин в самом деле Селин?

  – Не знаю. Какой-то у меня с ним затор. Никогда такого не было. Может, я слишком долго в этом бизнесе. И вот пришла к вам. Бартон вас хвалит.

  – И вы полагаете, что настоящий Селин жив? Он вам нужен?

  – Ужасно, малыш.

  – Билейн. Ник Билейн.

  – Хорошо. Билейн. Мне нужна определенность. Что это в самом деле Селин, а не какой-то недоделанный хотень. Слишком много их развелось.

  – Мне ли не знать.

  – Так приступайте. Мне нужен лучший писатель Франции. Я долго ждала.

  Она встала и вышла вон. Никогда в жизни я не видел такого зада. Не поддается описанию. Не поддается ничему. Не мешайте мне сейчас. Я хочу о нем подумать. 3

  На другой день.

  Я отменил свое выступление перед Торговой палатой в Палм-Спрингс.

  Шел дождь. Потолок протекал. Дождь капал сквозь потолок – ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ, И ПЛЯМ, И ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ, И ПЛЯМ, И ПЛЯМ, ПЛЯМ, и ПЛЯМ, и ПЛЯМ, и ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ…

  Я согревался с помощью саке. Но как согревался? До нуля градусов. Вот мне 55 лет, а у меня нет горшка, чтобы подставить под капель. Отец предупреждал меня: кончишь тем, что будешь спускать в кулак на чьем-нибудь чужом крылечке в Арканзасе. Ну, время еще есть. Автобусы туда отправляются каждый день. Только у меня от них запор, и там всегда храпит какой-нибудь старпер с вонючей бородой. Пожалуй, лучше заняться Делом Селина.

  Селин ли Селин или кто-нибудь еще? Иногда мне казалось, что я не знаю даже, кто я такой. Ладно, я Ники Билейн. Но это не точно.

  Кто-нибудь заорет: «Эй, Гарри! Гарри Мартел!» И я скорее всего откликнусь: «Да, в чем дело?» В смысле – я могу быть кем угодно, какая разница? Что в имени тебе моем?

  Жизнь – странная штука, правда? В бейсбольную команду меня всегда включали последним – знали, что могу запулить их паршивый мяч к чертовой матери в Денвер. Завистливые хорьки!

  Я был талантлив, и сейчас талантлив. Иногда я смотрел на свои руки и видел, что мог стать великим пианистом или еще кем-нибудь.

  И чем же занимались мои руки? Чесали яйца, выписывали чеки, завязывали h-c`*(, спускали воду в унитазе и т.д. Прошляпил я свои руки. И мозги. Я сидел под дождем.

  Зазвонил телефон. Я вытер его насухо просроченным извещением из Налогового управления, поднял трубку.

  – Ник Билейн, – сказал я. Или я Гарри Мартел?

  – Это Джон Бартон, – раздалось в трубке.

  – Да, вы меня рекомендовали, спасибо.

  – Я наблюдал за вами. У вас есть талант. Немного неотшлифованный, но в этом его прелесть.

  – Приятно слышать. Дела идут плохо.

  – Я наблюдал за вами. Все наладится, надо только потерпеть.

  – Да. Чем могу служить, мистер Бартон?

  – Я пытаюсь обнаружить Красного Воробья.

  – Красного Воробья? Что еще за птица?

  – Я уверен, что он существует. Просто надо его найти, я хочу, чтобы вы его нашли.

  – Ниточки какие-нибудь есть?

  – Нет, нет, но я уверен, что Красный Воробей где-то там.

  – У этого Воробья есть имя, или как?

  – В каком смысле?

  – В смысле – имя. Ну, Генри или Абнер. Или Селин?

  – Нет, это просто Красный Воробей, и я не сомневаюсь, что вы можете его найти. Я в вас верю.

  – Это будет стоить вам, мистер Бартон.

  – Если найдете Красного Воробья, я буду платить вам сто долларов в месяц до конца жизни.

  – Хм-м… Слушайте, а может, дадите все вперед – чохом?

  – Нет, Ник, вы спустите их на бегах.

  – Хорошо, мистер Бартон, дайте мне ваш номер телефона, и я этим займусь.

  Бартон дал мне номер телефона и сказал:

  – Я очень на вас надеюсь, Билейн.

  И повесил трубку.

  Так, дела пошли на лад. Но потолок протекал еще сильнее. Я стряхнул с себя несколько капель, врезал саке, скрутил сигаретку, зажег, вдохнул и закашлялся от дыма. Потом надел мой коричневый котелок, включил автоответчик, медленно подошел к двери, открыл ее… Там стоял Маккелви. У него была широченная грудь и плечи словно подбитые ватой.

  – Твоя аренда кончилась, гнида! – рявкнул он. – Выметайся отсюда в жопу!

  Тут я обратил внимание на его брюхо. Оно напоминало мягкую гору дерьма, и кулак мой утонул в ней. Маккелви согнулся пополам, я встретил его лицо коленом. Он упал, откатился в сторону. Отвратное зрелище. Я подошел, вытащил его бумажник. Фотографии детей в порнографических позах.

  Не убить ли его, подумал я. Но вместо этого взял его кредитную карточку «Золотая Виза», пнул его в зад и спустился на лифте.

  Решил пойти в магазин Реда пешком. Когда я на машине, меня вечно штрафуют за неправильную парковку, а платные стоянки мне не по карману.

  Я шел к Реду в угнетенном настроении. Человек рождается, чтобы умереть. Что это значит? Болтаешься и ждешь. Ждешь маршрута А. Августовским вечером ждешь пару больших грудей в гостиничном номере Лас-Вегаса. Ждешь, когда заговорит рыба. Когда свистнет рак. Болтаешься.

  Ред был на месте.

  – Тебе повезло, – сказал он, – разминулся с этим пьяницей Чинаски. Приходил тут, хвастался своей новой серией марок.

  – Это ладно, – сказал я. – У тебя есть подписанный экземпляр «Когда я умирала» Фолкнера?

  – Конечно.

  – Сколько стоит?

  – Две тысячи восемьсот долларов.

  – Я подумаю…

  – Прошу прощения, – сказал Ред.

  Он повернулся к человеку, листавшему первое издание «Домой возврата нет».

  – Пожалуйста, поставьте книгу в шкаф и убирайтесь к чертовой матери!

  Это был хрупкий человечек, весь согнутый. И одет в какой-то желтый резиновый костюм.

  Он поставил книгу в шкаф и прошел мимо нас к двери; глаза у него были на мокром месте. А дождь на улице перестал. Желтый резиновый костюм был ни к чему.

  Ред посмотрел на меня.

  – Можешь представить, некоторые из них приходят сюда, облизывая мороженое!

  – Могу представить себе кое-что похуже.

  Тут я заметил, что в магазине еще кто-то есть. Он стоял в глубине. Я, кажется, узнал его по фотографиям. Селин. Селин?

  Я медленно подошел к нему. Совсем близко. Уже мог разглядеть, что он читает. Томас Манн. «Волшебная гора».

  Он увидел меня.

  – У этого парня проблема, – сказал он, подняв книгу.

  – Какая же? – спросил я.

  – Он считает скуку Искусством.

  Он поставил книгу на полку и стоял передо мной, похожий на Селина.

  Я посмотрел на него.

  – Это поразительно, – сказал я.

  – Что?

  – Я думал, вы умерли, – сказал я.

  Он посмотрел на меня.

  – Я думал, что вы тоже умерли, – сказал он.

  Мы стояли и смотрели друг на друга.

  Потом я услышал Реда.

  – ЭЙ, ТЫ! – заорал он. – УБИРАЙСЯ ОТСЮДА К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!

  Нас было только двое.

  – Кому из нас убираться? – спросил я.

  – ТОМУ, КОТОРЫЙ ПОХОЖ НА СЕЛИНА! УБИРАЙСЯ ОТСЮДА К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!

  – Но почему? – спросил я.

  – Я СРАЗУ ВИЖУ, КОГДА ОНИ НЕ СОБИРАЮТСЯ ПОКУПАТЬ!

  Селин, или кто он там, направился к выходу. Я за ним.

  Он пошел к бульвару, остановился у газетного киоска.

  Сколько помню, этот киоск стоял там всегда. Я вспомнил, как двадцать или тридцать лет назад подцепил там трех проституток. Я отвел их всех к себе домой, и одна дрочила моей собаке. Им это казалось забавным. Они были пьяные и на колесах. Потом одна проститутка пошла в ванную, упала там, разбила голову о край унитаза и все вокруг залила кровью. Я подтирал за ней большими мокрыми полотенцами. Потом уложил ее в постель, посидел с остальными, и наконец они ушли. Та, что в постели, пробыла еще четыре дня и четыре ночи, выпила все мое пиво и без конца говорила о своих двух детях в восточном Канзас-Сити.

  А этот человек – Селин? – стоял у киоска и читал журнал. Подойдя ближе, я разглядел, что это «Нью-Йоркер». Селин(?) положил его на место и посмотрел на меня.

  – У них только одна проблема.

  – Какая?

  – Они просто не умеют писать. Ни один из них.

  Мимо проезжало пустое такси.

  – ЭЙ, ТАКСИ! – крикнул Селин.

  Такси притормозило, он подскочил к машине, задняя дверь открылась, и он влез.

  – ЭЙ! – закричал я. – Я ХОТЕЛ У ВАС СПРОСИТЬ!

  Такси промчалось к Голливудскому бульвару. Селин высунулся из окна, показал мне средний палец. И уехал.

  Первый раз за десятки лет я повстречал в этих местах такси – то есть незанятое, без пассажира.

  Ну, дождь перестал, но тоска не проходила. К тому же стало прохладно, и пахло так, как будто кто-то мокрый испортил воздух.

  Я втянул голову в плечи и отправился к Муссо.

  У меня была кредитная карточка «Золотая Виза». Я был жив. И кажется, даже стал ощущать себя Ники Билейном. Я стал напевать мотивчик Эрика Коутса: Ад таков, каким ты его устроишь. 4

  Я посмотрел в словаре Вебстера. Селин, 1891 – 1961. На дворе был 1993– й. Если он жив, значит, ему 102 года. Неудивительно, что ЛЕДИ СМЕРТЬ его разыскивает.

  А тот, в книжном магазине, выглядел на 40-50. Ну ясно. Он не Селин. Или &% он придумал, как победить процесс старения. Взять кинозвезд: они снимают кожу с зада и приживляют к лицу. На заду кожа морщится позже всего. Последние годы они дохаживают с ягодицами вместо лиц. Пошел бы на это Селин? Кому охота дожить до 102 лет? Только дураку. И с чего бы Селину захотелось жить так долго? Все это – какое-то сумасшествие. Леди Смерть сумасшедшая. Я сумасшедший. Пилоты авиалайнеров сумасшедшие. Никогда не смотри на пилота. Поднимайся на борт и заказывай выпивку.

  Я понаблюдал, как трахаются две мухи, и решил позвонить Леди Смерти. Расстегнул ширинку и ждал ответа.

  – Алло, – послышался ее голос.

  – М-м-м, – сказал я.

  – Что? А, это вы, Билейн. Как продвигается дело?

  – Селин мертв. Он родился в 1891 году.

  – Статистика мне известна, Билейн. Слушайте, я знаю, что он жив… где– то… и в книжном магазине мог быть он. Вы что-нибудь выяснили? Он мне нужен. Очень нужен.

  – М-м-м… – сказал я.

  – Застегнитесь.

  – А?

  – Дурак, я сказала застегнись.

  – А… Сейчас…

  – Я должна определенно знать, есть он или нет его. Я вам сказала: у меня с ним не клеится. Психологический тормоз. Бартон рекомендовал вас, сказал, что вы один из лучших.

  – А, да, кстати, я как раз сейчас работаю на Бартона. Пытаюсь разыскать Красного Воробья. Что вы об этом думаете?

  – Слушайте, Билейн, распутайте историю с Селином, и я вам скажу, где Красный Воробей.

  – В самом деле, леди? О, я бы для вас что угодно сделал!

  – Ну например!

  – Ну, убил бы моего любимого таракана, выпорол бы ремнем мать, если бы она была здесь…

  – Хватит молоть! Я начинаю думать, что Бартон меня разыграл.

  Беритесь-ка лучше за дело. Или вы распутаете историю с Селином, или я за вами приду.

  – Одну минутку, леди.

  Трубка у меня в руке молчала. Я положил ее на рычаг. Ох. За мной-то она явится без всяких тормозов. Меня ждала работа. Я поискал глазами: нет ли где мухи, чтобы убить.

  Дверь распахнулась, на пороге стоял Маккелви и большая слабоумная куча дерьма. Маккелви посмотрел на меня и кивнул на кучу.

  – Это Томми.

  Томми смотрел на меня мутными глазками.

  – Очень приятно, – сказал он.

  Маккелви улыбнулся мне жуткой улыбкой.

  – Так вот, Билейн, Томми здесь с одной целью, и эта цель – медленно превратить вас в лепешку кровавого куриного говна. Так, Томми?

  – Угу, – сказал Томми.

  По виду он весил килограммов сто семьдесят. Ну, состричь на нем шерсть – будет этак сто шестьдесят. Я любезно улыбнулся ему.

  – Слушай, Томми, ты ведь меня не знаешь, правда?

  – Угу.

  – Так зачем тебе меня бить?

  – Потому что мистер Маккелви так велел.

  – Томми, а если мистер Маккелви велит тебе выпить твое пи-пи, ты выпьешь?

  – Ты не путай моего парня! – сказал Маккелви.

  – Томми, а если мистер Маккелви велит тебе съесть мамино ка-ка, ты съешь мамино ка-ка?

  – А?

  – Заткнись, Билейн, здесь разговариваю я!

  Он повернулся к Томми.

  – А ну-ка, разорви мне этого типа, как старую газету, разорви его в клочья и пусти к чертям по ветру, понял?

  – Я понял, мистер Маккелви.

  – Ну так чего ты ждешь, последней розы лета?

  Томми шагнул ко мне. Я вынул из ящика стола люгер и навел на (a/.+(-a*cn тушу.

  – Стой, Томас, или сейчас тут будет больше красного, чем на всех футболках стенфордской команды!

  – Э, – сказал мистер Маккелви, – откуда у тебя эта штука?

  – Сыщик без машинки все равно что кот с презервативом. Или часы без стрелок.

  – Билейн, – сказал Маккелви, – ты чушь порешь.

  – Мне уже говорили. А теперь скажи своему парню «тпру», или я проделаю в нем такое окошко, что арбуз пройдет!

  – Томми, – сказал Маккелви, – отойди назад и встань передо мной.

  Томми повиновался. Теперь надо было решить, что с ними делать. Это было непросто. В Оксфорде мне стипендию не платили.

  Биологию я проспал и в математике не отличался. Но до сих пор умудрялся остаться в живых. Кажется.

  А пока что я сдал себе некоего туза из некоей заряженной колоды. Ход был за мной. Сейчас или никогда. Приближался сентябрь. Вороны держали совет. Солнце исходило кровью.

  – А ну-ка, Томми, – сказал я, – на четвереньки! Живо!

  Он посмотрел на меня так, как будто не очень хорошо слышал.

  Я холодно улыбнулся ему и щелкнул предохранителем.

  Томми был глуп, но не окончательно.

  Он упал на четвереньки, встряхнув весь 6-й этаж, как землетрясение в 5,9 балла. Мой фальшивый Дали упал на пол. Тот что с подтаявшими часами.

  Глыбясь как Большой Каньон, Томми глядел на меня снизу.

  – А теперь, Томми, – сказал я, – ты будешь слоном, а Маккелви будет погонщиком!

  – А? – сказал Томми.

  Я посмотрел на Маккелви.

  – Давай-давай! Залезай!

  – Билейн, ты спятил?

  – Как знать? Безумие относительно. Кто определяет норму?

  – Я не знаю, – сказал Маккелви.

  – Залезай давай!

  – Ладно, ладно. Но у меня никогда не было таких неприятностей с должниками.

  – Залезай, жопа!

  Маккелви вскарабкался на Томми. Но свесить ноги ему было трудно. Он чуть вдоль не разорвался.

  – Хорошо, – сказал я. – Теперь, Томми, ты слон, и ты повезешь Маккелви по коридору к лифту. Приступай!

  Томми пополз из кабинета.

  – Билейн, – сказал Маккелви, – я тебе отплачу. Клянусь лобком моей матери!

  – Залупись еще раз, Маккелви, и я заткну твой член в мусоропровод!

  Я открыл дверь, и Томми со своим погонщиком уполз из кабинета.

  Он пополз по коридору, а я, засовывая люгер в карман пиджака, нащупал там что-то – скомканный листок. Я вынул его. Мои письменные ответы на экзамене, когда я пересдавал на водительские права. Все исчеркано красным. Я провалился.

  Я бросил бумажку за спину и последовал за моими друзьями.

  Мы подошли к лифту, и я нажал кнопку.

  Я стоял, напевая мотивчик из «Кармен».

  И вдруг вспомнил, как давным-давно прочел в газете о смерти Джимми Фоккса в номере какой-то загаженной гостиницы. Такой бейсболист – и умер среди клопов.

  Подошел лифт. Дверь открылась, и я дал Томми пинка. Он вполз в кабину со своим наездником. Там стояли трое, читали газеты.

  Продолжали читать. Кабина пошла вниз.

  Я спустился по лестнице. Во мне было пятнадцать килограммов лишнего веса. Надо было сгонять.

  Я насчитал 176 ступенек и очутился на первом этаже. Остановился у табачного киоска, купил сигару и «Программу бегов». Лифт приближался.

  На улице я решительно окунулся в смог. Глаза у меня были голубые, а туфли старые, и никто меня не любил. Но меня ждала работа.

  Меня, Ники Билейна, частного сыщика. 5

  К сожалению, в этот день меня занесло на бега, а вечером я напился. Но «`%,%-( зря не терял, я мыслил, анализировал факты.

  Все были у меня в руках. В любую минуту головоломка могла решиться. Это точно. 6

  На другой день я рискнул вернуться в кабинет. В конце концов, какой же ты сыщик без кабинета?

  Я открыл дверь – и кого же я вижу за своим столом? Не Селина.

  Не Красного Воробья. Маккелви. Он улыбнулся мне приторной фальшивой улыбкой.

  – Доброе утро, Билейн, как они качаются?

  – Почему ты спрашиваешь? Хочешь взглянуть?

  – Нет, спасибо.

  Потом он почесал свои и зевнул.

  – Ну Ники, мой мальчик, твоя аренда оплачена на год вперед каким-то таинственным благодетелем.

  Леди Смерть с тобой играет, раздался голос у меня в голове.

  – Кто-нибудь из знакомых? – спросил я.

  – Я честью моей матери поклялся никому не говорить.

  – Честью твоей матери? Она гусиных шеек перетрогала больше, чем любая птичница!

  Маккелви встал из-за стола.

  – Спокойно, – сказал я ему. – Если не хочешь очутиться в помойном ведре.

  – Мне не нравится, что ты проезжаешься по моей матери.

  – А что такого? Полгорода на ней проехалось.

  Маккелви вышел из-за стола мне навстречу.

  – Еще шаг, – сказал я, – и твоя голова будет дышать тебе в очко.

  Он остановился. Когда меня заведут, я страшен.

  – Ладно, – сказал я, – давай подробнее. Этот благодетель… он женщина, так или нет?

  – Да. Да. В жизни не видел такой красотки!

  Глаза у него замаслились, впрочем, они всегда были масленые.

  – Ну же, Мак, подробней, говори дальше…

  – Не могу. Я обещал. Честью матери.

  – Тьфу ты, – сказал я. – Ладно. Убирайся, помещение оплачено.

  Маккелви зашаркал к двери. Потом оглянулся на меня через левое плечо.

  – Хорошо, – сказал он, – только ты тут не пачкай. Никаких вечеринок, никаких карт, никакой фигни. У тебя еще год. – Он подошел к двери, открыл ее, закрыл ее и был таков. 7

  Итак, я опять у себя в кабинете. Пора за работу. Я взял телефон и набрал моего букмекера.

  – Тони, «Пицца на дом», – ответил он, – к вашим услугам.

  Я назвал ему свое кодовое имя.

  – Это мистер Кончина.

  – Билейн, – сказал он, – за тобой 475 долларов, ставку у тебя не приму. Сперва расплатись с долгом.

  – Я поставлю 25, и они привезут мне полкуска. А проиграю – все отдам, клянусь честью мамы.

  – Билейн, за твоей мамой 230 долларов.

  – Да? А у твоей бородавки на жопе!

  – Что? Послушай, Билейн, ты был?..

  – Нет, нет. Это был другой. Он сказал мне.

  – Тогда ладно.

  – Ладно, запиши: 25 на Белую Бабочку в шестом заезде.

  – Принято. Желаю удачи. А то она, кажется, тебя забыла.

  Я повесил трубку. Гадство. Человек рождается, чтобы сражаться за каждый дюйм земли. Рождается, чтобы сражаться, рождается, чтобы умереть.

  Я подумал над этим. И подумал над этим.

  Потом откинулся в кресле, хорошенько затянулся и выдул почти идеальное кольцо. 8

  После ленча я решил вернуться в кабинет. Я открыл дверь, за моим столом сидел человек. Не Маккелвн. Я не знал его. Люди любили садиться за мой стол. И кроме сидящего человека был еще один, стоящий. Вид у обоих недобрый, спокойный, но недобрый.

  – Меня зовут Данте, – сказал тот, что сидел.

  – А меня зовут Фанте, – сказал тот, что стоял.

  Я ничего не сказал. Я блуждал в потемках. По спине у меня пробежал холодок и вылетел в потолок.

  – Нас послал Тони, – сказал сидячий.

  – Не знаю Тони. Вы, джентльмены, не ошиблись адресом?

  – Ну прямо, – сказал стоячий.

  А Данте сказал:

  – Белая Бабочка сошла.

  – Сбросила жокея на старте, – сказал Фанте.

  – Вы шутите.

  – Не шучу. Спроси у пыли.

  – Не сгоношился твой гандикап, – сказал Данте.

  – И Тони говорит, ты должен нам полкуска, – сказал Фанте.

  – А-а, это, – сказал я, – они у меня тут…

  Я направился к столу.

  – Не дергайся, лох, – засмеялся Данте. – Мы конфисковали твою пукалку.

  Я отступил.

  – Теперь ты понял, – сказал Фанте, – что мы не позволим тебе приятно дышать воздухом, пока ты должен Тони полкуска?

  – Дайте мне три дня…

  – У тебя три минуты, – сказал Данте.

  – Ну почему? – спросил я. – Почему вы, ребята, говорите по очереди? То Данте, то Фанте, то один, то другой – и никогда не собьетесь?

  – Мы тут кое-что другое собьем, – отозвались они хором. – Тебя.

  – Это было неплохо, – сказал я. – Мне нравится. Дуэт.

  – Заткнись, – сказал Данте. Он вынул сигарету и взял в рот. –

  Хм, кажется, я забыл зажигалку. Поди-ка, мудила, дай огоньку.

  – «Мудила»? Ты с собой говорил?

  – Нет, с тобой, мудила, поди сюда. Дай огня! Живо!

  Я отыскал зажигалку, подошел, остановился перед одной из самых отвратных морд, какие видел в жизни, щелкнул зажигалкой, поднес огонь к его сигарете.

  – Умница, – сказал Данте, – теперь возьми эту сигарету из моего рта и сунь в свой горячим концом вперед и держи, пока не скажу вынуть.

  – Ну прямо, – сказал я.

  – А нет, – сказал Фанте, – мы проделаем в тебе такую дырку, что эльфы из Диснейленда там смогут танцевать.

  – Подождите минуту….

  – У тебя 15 секунд, – сказал Данте и вынул секундомер. Пустил его и сказал: – Поехали. 14, 13, 12, 11…

  – Вы серьезно?

  – 10,9,8,7,6,5,4,3…

  Я услышал щелчок предохранителя. Я выдернул сигарету у Данте изо рта и сунул себе, горящим концом. Я пытался выделить побольше слюны и убрать язык подальше, но напрасно – меня достало, достало как следует, БОЛЬНО!!! Это было подло и больно! Я закашлялся и невольно выплюнул эту штуку.

  – Шалун! – сказал Данте. – Я велел тебе держать, пока не скажу. Теперь придется начать сначала.

  – Сволочь, – сказал я. – Убей меня!

  – Ладно, – сказал Данте.

  Но в эту секунду отворилась дверь и вошла Леди Смерть. И как упакованная! Я чуть не забыл про свой язык.

  – Ого, – сказал Данте, – вот это краля! Ты знаешь ее, Билейн?

  – Встречались.

  Она подошла к креслу, села, закинула ногу на ногу, и юбка задралась еще выше. Мы прямо ослепли от этих ног. Даже я – а я их уже видел.

  – Что за шуты гороховые? – спросила она меня.

  – Эмиссары человека по имени Тони.

  – Выгони их, твой клиент – я.

  – Ну все, ребята, – сказал я. – Пора уходить.

  – Да ну? – сказал Данте.

  – Да ну? – сказал Фанте.

  И стали смеяться. Потом вдруг перестали.

  – Ну ты комик, – сказал Фанте.

  – Да, – сказал Данте.

  – Я их выпровожу, – сказала Леди Смерть.

  И стала смотреть на Данте. А он сразу стал оседать в кресле. Он сделался бледным.

  – Ой, – сказал он, – я плохо чувствую…

  Он стал белым, потом стал желтым.

  – Мне нехорошо, – сказал он, – ой, как нехорошо…

  – Может, это от рыбных палочек, – сказал Фанте.

  – Палочек, шмалочек, надо уходить отсюда! Мне нужен врач или кто– нибудь такой…

  Тогда она стала смотреть на Фанте. И Фанте сказал:

  – Голова закружилась… Что такое?.. Свет мелькает… Ракеты вспыхивают… Где я?

  Он пошел к двери, Данте за ним. Они открыли дверь и побрели к лифту. Я вышел посмотреть, как они уедут. Посмотрел на них перед тем, как закрылась дверь. Они выглядели ужасно. Ужасно.

  Я вернулся в комнату.

  – Спасибо, – сказал я, – вы меня выручили…

  Я огляделся. Ее не было. Заглянул под стол. Никого. Заглянул в ванную. Никого. Открыл окно и выглянул на улицу. Никого. То есть народу много, но ее не было. Могла бы хоть попрощаться. И все же это был милый визит.

  Я снова сел за стол. Потом взял трубку и набрал номер Тони.

  – Да? – сказал он. – Это…

  – Тони, говорит мистер Кончина.

  – Что? Ты еще можешь говорить?

  – Отлично могу, Тони. В жизни не чувствовал себя лучше.

  – Я не понимаю, как…

  – Тут были твои мальчики, Тони…

  – Ну? Ну?

  – На этот раз они легко отделались. Пришлешь их еще раз – они к тебе не вернутся.

  Я слышал в трубке его дыхание. Он очень смущенно дышал. Потом дал отбой.

  Из левого нижнего ящика я вынул бутылку шотландского виски, отвернул пробку и врезал.

  Наедешь на Билейна – будешь иметь неприятности. Очень просто.

  Я закупорил бутылку, положил в ящик и задумался, что делать дальше. У хорошего сыщика всегда найдется дело. Вы видели это в кино. 9

  В дверь постучали. Пять раз, быстро, громко, настойчиво.

  Я всегда определяю по стуку. Определю, что стук плохой, – не открываю.

  Этот был наполовину плохой.

  – Войдите, – сказал я.

  Дверь распахнулась. Мужчина, пятидесяти с лишним, отчасти богатый, отчасти нервный, ноги великоваты, слева на лбу бородавка, глаза карие, галстук. 2 автомобиля, 2 дома, бездетный. Бассейн воды, играет на бирже, довольно глуп.

  Он стоял, слегка потел и глядел на меня.

  – Садитесь, – сказал я.

  – Я Джек Басс, – сказал он, – и…

  – Знаю.

  – Что?

  – Вы думаете, что ваша жена совокупляется с кем-то или с кеми-то.

  – Да.

  – Ей двадцать с чем-то.

  – Я хочу получить доказательства, а потом хочу получить развод.

  – К чему эти хлопоты, Басс? Разведитесь, и все.

  – Мне нужны доказательства, что она… она…

  – Плюньте. И так н так она получит свои деньги. На дворе Новая Эра.

  – Это как понять?

  – Называется: развод без претензий. Не важно кто что вытворял.

  – Как это?

  – Ускоряет отправление правосудия – в судах не такая толкучка.

  – Но какое же это правосудие?

  – Там считают иначе.

  Басс сидел в кресле, дышал и смотрел на меня. Мне надо распутать дело Селина, разыскать Красного Воробья, а тут этот дряблый пузырь, озабоченный тем, что кто-то заделывает его жене.

  Наконец он заговорил.

  – Я просто хочу выяснить. Хочу выяснить для себя.

  – Я недешево стою.

  – Сколько?

  – Шесть зеленых в час.

  – По-моему, это не так много.

  – А по-моему, в самый раз. У вас есть фотография жены?

  Он залез в бумажник, вынул карточку, дал мне. Я посмотрел.

  – Ух ты! Она правда так выглядит?

  – Да.

  – У меня от одного ее вида встает.

  – Что еще за остроты?

  – Ах, извиняюсь… Но фотография останется у меня. Я верну ее, когда кончу.

  Я положил фотографию в бумажник.

  – Она еще живет с вами?

  – Да.

  – И вы уходите на работу?

  – Да.

  – И тогда, случается, она…

  – Да.

  – И что же заставляет вас думать, будто она…

  – Признаки, телефонные звонки, голоса у меня в ушах, перемены в ее поведении, самые разные вещи.

  Я подвинул к нему блокнот.

  – Напишите ваш адрес, домашний и рабочий; телефон, домашний и рабочий. С этого и начнем. Я ее возьму за жопу. Я все раскрою.

  – Что?

  – Я берусь за это дело, мистер Басс. По увенчании его вы будете оповещены.

  – Увенчании? – переспросил он. – Слушайте, вы в порядке?

  – Извращениями не страдаю. А вы?

  – О да, я тоже.

  – Тогда не волнуйтесь, я тот, кто вам нужен, я возьму ее за жопу!

  Басс медленно поднялся из кресла. Пошел к двери, потом обернулся.

  – Вас рекомендовал Бартон.

  – Ага, опять обратно! Всего хорошего, мистер Басс.

  Дверь закрылась, и он ушел. Молодчина Бартон. Я вынул ее фото из бумажника и сидел, смотрел. Ну сука, думал я, ну сука.

  Я встал, запер дверь, сиял трубку с телефона. Я сидел за столом и смотрел на фото. Ну сука, думал я, я тебя прищучу! Я тебе сделаю! Не жди пощады! Я тебя поймаю с поличным!

  Я тебя накрою! Ну шлюха, ну держись! Ну шлюха!

  Я задышал тяжело, я расстегнул молнию. Тут началось землетрясение. Я уронил фото и нырнул под стол. Трясло как следует, баллов шесть. Продолжалось это минуты две. Потом кончилось. Я вылез из-под стола все еще расстегнутый. Нашел фотографию, засунул в бумажник, застегнулся. Секс – это западня, ловушка. Это для животных. Я не такой дурак, чтобы на это клюнуть. Я положил трубку на телефон, открыл дверь, вышел, запер дверь н направился к лифту.

  Меня ждала работа. Я был лучшим сыщиком Лос-Анджелеса и Голливуда. Нажал кнопку и стал ждать, когда подъедет блядская кабина. 10

  Остаток дня и ночь пропускаю – никаких действий, заслуживающих рассказа. 11

  На другое утро в 8 часов я сидел в своем «фольксвагене» напротив дома Джека Басса. Трещала голова с похмелья, и я читал «Лос-Анджелес таймс». Кое– что я успел выяснить. Жену Басса звали Синди. Синди Басс, в девичестве Синди Мейбелл. Из газетных вырезок явствовало, что она была победительницей мелкого конкурса красоты, Мисс Чили На Вынос 1990 года. Модель, актриса на выходах, любит лыжи, обучается игре на фортепиано, любит бейсбол и водное поло. Любимый цвет – красный. Любимый фрукт – банан. Любит прикорнуть днем. Любит детей. Любит джаз. Читает Канта. Ну да. Надеется, что однажды войдет в бар, и т.д. и т.д. Познакомилась с Джеком Бассом за рулеткой в Лас– Вегасе. Через две ночи они поженились.

  Около 8.30 Джек Басс задним ходом выехал на своем «мерседесе» и отправился на свой административный пост в Ацтек Петролеум Корпорейшн. Nстались я и Синди. Я намеревался ее расколоть. Она была в моей власти. Я еще раз проверил фото. Я начал потеть. Я опустил козырек в кабине. Шлюха, она гуляет от Джека Басса.

  Я снова засунул фото в бумажник. У меня возникло суеверное чувство. Что со мной? Двинулся на этой дамочке? У нее кишечник как у всех. Волосы в ноздрях. Сера в ушах. Тоже мне. С чего это ветровое стекло передо мной пошло волнами? Должно быть, с похмелья.

  Водка с прицепами. Приходится расплачиваться. Но что хорошо, когда ты пьяница, – у тебя не бывает запора. Я порой прислушивался к своей печени, но моя печень молчала, она ни разу не сказала:

  «Перестань, ты убиваешь меня, а я убью тебя!» Если бы у нас была говорящая печень, нам не понадобилось бы Общество анонимных алкоголиков.

  Я сидел в машине и ждал, когда выйдет Синди. Было душное утро.

  Я, должно быть, уснул в машине. Не знаю, что меня разбудило.

  Но теперь ее «мерседес» задним ходом выезжал на улицу. Она развернулась, поехала на юг, и я пристроился сзади. Красный «мерседес». Я проследовал за ней до шоссе на Сан-Диего; она встала в левый ряд и дала по газам. 75 миль в час. Похоже, ей не терпелось. Ей приспичило. Что-то шевельнулось у меня между ног. Лоб покрылся пленкой пота. Она разогналась до 80-ти. Как ее разбирает, суку! Синди, Синди! Я держался в четырех корпусах за ней. Я ее прищучу, так прищучу, как ее никто не прищучивал! Вот так! Настичь и оформить! Я Ник Билейн. Я покажу ей, где раки зимуют! В зеркале заднего обзора замелькал красный огонь. Черт!

  Я перешел в правый ряд, остановился на обочине, вылез. Полицейские остановились в пяти корпусах от меня.

  Вылезли и встали по обе стороны от своей машины. Я направился к ним, полез за бумажником. Высокий выхватил из кобуры револьвер, навел на меня.

  – Стоять!

  Я остановился.

  – Какого черта – ты застрелить меня хочешь? Ну давай, давай, застрели меня!

  Низенький зашел сзади, завернул мне руку, подвел меня к полицейской машине и бросил лицом на капот.

  – Говнюк! – сказал он. – Знаешь что мы делаем с такими засранцами?

  – Да уж как не знать.

  – Смотри, какой умный засранец! – сказал низенький.

  – Спокойно, Луи, – сказал высокий, – у кого-нибудь может оказаться видеокамера. Тут не место.

  – Терпеть не могу умных, Билл!

  – Мы его оформим, Луис. Оформим по всем правилам, но попозже.

  Я был прижат к капоту. Автомобили на шоссе притормаживали. Зеваки глазели.

  – Кончайте, ребята, – сказал я, – из-за нас затор на шоссе.

  – Ты думаешь, нам не насрать? – спросил Билл.

  – Ты угрожал нам, ты бежал к нам и лез рукой за пояс! – завопил Луи.

  – Я полез за бумажником. Я хотел показать вам удостоверение.

  Я детектив с лос-анджелесской лицензией. Я вел наблюдение за подозреваемым. Луи выпустил мою руку из мертвого захвата.

  – Встань.

  – Сейчас.

  – А теперь медленно достань бумажник и вынь водительские права.

  Я вручил ему сложенный листок.

  – Это что еще такое? – спросил он. И вернул мне. – Разверни и отдай обратно.

  Я развернул и сказал:

  – Это как бы временные права. Старые у меня забрали – я не пересдал экзамен, письменный. А с этими я могу ездить в течение недели, до следующего экзамена.

  – Ты что же, экзамен не сдал?

  – Да.

  – Слышишь, Билл, этот урод не мог сдать на права!

  – Ну? Правда?

  – Голова была занята другим…

  – Похоже, она у тебя ничем не занята, – фыркнул Луи.

  – Ну смех, – сказал Билл.

  – И ты, значит, зарегистрированный детектив? – спросил Луи.

  – Да.

  – Не верится.

  – Я преследовал подозреваемого, когда вы меня остановили. Еще чуть– чуть, и я бы взял ее за жопу.

  Я вручил Луи фотографию.

  – Мама родная! – сказал он. Он уставился на карточку. Фотография была в рост. Синди была в мини и в открытой блузке, очень открытой.

  – Эй, Билл, глянь-ка!

  – Я сидел у ней на хвосте, Билл, еще чуть-чуть, и я бы взял ее за жопу.

  Билл не сводил глаз с карточки.

  – Ух-х, ух-х, ух-х, – твердил он.

  – Верните мне фотографию. Вещественное доказательство.

  – А, ну конечно, – сказал он и с неохотой отдал.

  – И все-таки мы должны тебя оформить, – сказал Луи.

  – Но не оформим, – сказал Билл, – запишем, что ты ехал 75, хотя ты ехал 80. Но фотографию мы должны изъять.

  – Что?

  – Не слышал?

  – Но это вымогательство! – сказал я.

  Билл дотронулся до револьвера.

  – Что ты сказал?

  – Я сказал – лады.

  Я вернул фотографию Биллу. Он стал выписывать квитанцию. Я стоял и ждал. Он дал мне квитанцию.

  – Распишись.

  Я расписался.

  Он вырвал ее и вручил мне.

  – Уплатить в течение десяти дней. А если не признаешь себя виновным, явишься в суд в указанный день.

  – Благодарю вас, сэр.

  – И езжай осторожно, – сказал Луи.

  – И ты тоже, приятель.

  – Что?

  – Я сказал – хорошо.

  Они пошли к своей машине. Я пошел к своей. Влез, завел мотор. Они продолжали сидеть. Я вырулил на полотно и поехал, держа 60.

  Синди, думал я, ты мне за это заплатишь! Я тебя так прищучу, как никто тебя не прищучивал!

  Доехав до поворота на Портовое шоссе, я свернул и поехал по 110-му, сам на знаю зачем. 12

  Я проехал по Портовому шоссе до конца. Это был Сан-Педро. Я проехал по Гаффи, свернул налево на 7-ю, проехал несколько кварталов, свернул направо на Пасифик, проехал еще, увидел бар «Питейный кабанчик», остановил машину, вошел. Внутри было темно.

  Телевизор не работал. Бармен был старше лет восьмидесяти, весь белый – белые волосы, белая кожа, белые губы. И сидели еще два старика, белые как мел. Как будто из всех троих выпустили кровь. Они напомнили мне высушенных мух в паутине. Напитков видно не было.

  Никто не шевелился. Белое безмолвие.

  Я стоял в дверях и смотрел на них. Наконец бармен издал звук;

  – А?..

  – Тут никто не видел Синди, Селина или Красного Воробья? – спросил я.

  Она только глядели на меня. Губы одного из посетителей сложились в маленькое мокренькое «о». Он пытался заговорить. Второй посетитель опустил руку и почесал яйца. Или то место, где они когда-то были. Бармен остался недвижим. Он напоминал фигуру, вырезанную из картона. И старую. Я вдруг почувствовал себя молодым.

  Я прошел вперед и сел на табурет.

  – Что-нибудь выпить найдется? – спросил я.

  – А… – сказал бармен.

  – Водка – «Севен ап», лимона не надо.

  А теперь выкиньте на помойку четыре с половиной минуты и забудьте о них. Вот сколько потребовалось бармену, чтобы принести мне стакан.

  – Благодарю, – сказал я, – и, пожалуйста, сделай еще один, раз уж ты начал двигаться.

  Я врезал. Оказалось неплохо. Он, видно, набил руку.

  Два старикана сидели и глядели.

  – Хороший денек, а, парни? – спросил я.

  Они не ответили. У меня возникло такое чувство, что они не дышат. Или мертвых не положено хоронить?

  – Слушайте, парни, когда кто-нибудь из вас в последний раз стянул трусики с женщины?

  Один из стариков отозвался:

  – Xe-xe-xe-xе!

  – А-а, вчера ночью?

  – Хе-хе-хе-хе!

  – Понравилось?

  – Хе-хе-хе-хе!

  У меня испортилось настроение. Жизнь моя уходит псу под хвост. Мне нужно что-то – сверкание огней, блеск, что-нибудь эдакое, черт возьми. А я тут толкую с покойниками. Я прикончил первый стакан. Второй уже был готов. В дверь вошли двое, с чулками на лицах. Я осушил второй стакан.

  – ТИХО! БЕЗ ГЛУПОСТЕЙ! БУМАЖНИКИ, КОЛЬЦА И ЧАСЫ – НА СТОЙКУ! ЖИВО! – выкрикнул один.

  Второй перемахнул через стойку и подбежал к кассе. Ударил по ней кулаком.

  – ЭЙ! КАК ОТКРЫВАЕТСЯ ЭТА ХЕРОВИНА?

  Он огляделся, увидел бармена.

  – ЭЙ, ДЕД! ПОДИ ОТКРОЙ ЭТУ ШТУКУ! – Он навел на старика пистолет. И тот вдруг научился двигаться. Миг – и он уже у кассы, и она открыта.

  А первый складывал в мешок то, что мы выложили на стойку.

  – ВОЗЬМИ КОРОБКУ ИЗ-ПОД СИГАР! ПОД СТОЙКОЙ! – крикнул он напарнику.

  Тот перекладывал в мешок деньги из кассы. Он нашел коробку из-под сигар. В ней были деньги. Он кинул ее в мешок и перепрыгнул через стойку. Они постояли еще несколько секунд.

  – Меня разбирает! – сказал тот, который прыгал через стойку.

  – Кончай, уходим! – сказал другой.

  – МЕНЯ РАЗБИРАЕТ! – заорал первый. Он прицелился в бармена. Он выпустил три пули. Все в живот. Старик три раза дернулся и упал.

  – МУДАК! ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ? – заорал его партнер.

  – НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ МУДАКОМ! Я ТЕБЯ ТОЖЕ УБЬЮ!

  – Он повернулся и навел пистолет на партнера.

  Но опоздал. Пуля попала ему в нос и вышла из затылка. Он упал, повалив табурет. Другой выбежал в дверь. Я досчитал до пяти. потом выбежал за ним. Оба старика еще были живы, когда я убегал. Кажется.

  Я быстро сел в машину. Рванул от бордюра, проехал квартал, свернул направо, в переулок. Потом сбавил скорость, поехал не торопясь. Тут послышалась сирена. Я зажег сигарету от прикуривателя, включил радио. Передавали рэп. Я не мог разобрать, чего он там рэпaeт. Я не мог решить, ехать мне домой или в контору.

  Кончилось же это все супермаркетом, где я погрузил в тележку пять грейпфрутов, жареную курицу и картофельный салат. Да, и еще 0,75 водки и туалетную бумагу. 13

  Я очутился у себя на квартире. Я углубился в курицу и картофельный салат. Я покатал по ковру грейпфрут. Я был угнетен. Весь мир ополчился против меня. Потом зазвонил телефон. Я выплюнул непрожаренное куриное крыло и взял трубку.

  – Да?

  – Мистер Билейн?

  – Да?

  – Вы выиграли бесплатную поездку на Гавайи, – сказал кто-то.

  Я повесил трубку. Пошел на кухню, налил водки с минеральной водой, добавил соуса «табаско». Сел со стаканом, выпил половину, и тут постучали в дверь. Стук был плохой, но я, вопреки своему правилу, сказал: «Войдите».

  И зря. Это был сосед из 302-й, почтальон. У него как-то странно были приделаны руки. И мозги тоже. И глаза смотрели не совсем на тебя, а куда-то тебе за голову. Так что ты не совсем понимал, где ты находишься. Были у него и некоторые другие недостатки.

  – Привет, Билейн, а мне не найдется выпить?

  – На кухне, налей сам.

  – Понял.

  Он ушел на кухню, насвистывая «Дикси». Вернулся вразвалочку, в обеих руках по стакану. Сел напротив меня.

  – Взял с запасом, – сказал он, кивнув на стаканы.

  – Знаешь, эта штука продается во многих местах, – сообщил я.

  – Ты бы запасся.

  – Да плевать… Слушай, Билейн, я пришел поговорить по делу.

  Он выпил то, что было в правой руке, разбил стакан об стену. Этому он научился от меня.

  – Я пришел затем, чтобы открыть нам путь к легкой славе.

  – Ясно, – сказал я. – Послушаем.

  – Меланхолик Майк. Бежал на днях. Идет, как язык прокаженного по девичьей сиське, – первую четверть мили за 21,0. В торговом заезде 20– тысячников вышел на прямую на 5 корпусов впереди, проиграл всего полтора корпуса. Теперь его ставят в 15-тысячниках.

  Такую лошадь – на 3/4 мили. Они только под хвост ему будут смотреть. Ставки на него 15 к 1! Верняк! Я беру тебя в долю, друг!

  – Зачем меня в долю? Зачем сам все не выиграешь?

  Он выпил из второго стакана. Потом оглянулся. Поднял стакан.

  – Стой! – сказал я. – Разобьешь этот стакан – и у тебя будут два задних прохода.

  – А?

  – Подумай сперва.

  Почтарь тихо поставил стакан.

  – Еще есть выпить?

  – Ты знаешь где. И мне налей.

  Он ушел на кухню. Я чувствовал, что теряю терпение. Потом он вернулся, дал мне стакан.

  – Стой, – сказал я, – я выпью твой.

  – Как это?

  – В нем крепче.

  Он дал мне другой стакан, потом сел.

  – Так я тебя спрашиваю, скороход, зачем меня в долю?

  – Да вот, – сказал он.

  – Ну, дальше?

  – У меня с капустой туго. Поставить нечего. Но когда выиграем, я тебе отдам из выигрыша.

  – Неинтересно говоришь.

  – Слушай, Билейн, мне нужно самую малость.

  – Сколько?

  – Двадцать зеленых.

  – Это большущие деньги.

  – Десять зеленых.

  – Ну ты разбежался.

  – Ладно, пять зеленых.

  – Что?

  – Два зеленых.

  – Мотай отсюда!

  Он допил и встал. Я тоже допил. Он стоял. Он сказал:

  – А чего это грейпфруты на полу?

  – А мне так нравится.

  Я встал и подошел к нему.

  – Пора уходить, приятель.

  – Уходить пора? Да ну? Я уйду, когда пожелаю!

  Он обнаглел от выпитого. Это бывает. Я заехал ему кулаком в живот. А на кулаке был медный кастет. Чуть насквозь не прошел к чертям. Он упал.

  Я отошел и сгреб с полу битое стекло. Потом вернулся, открыл ему рот и бросил стекло туда. Потом потер ему щеки и немного пошлепал по ним. Губы у него покраснели.

  Тогда я вернулся к прерванному питью. Прошло, наверное, минут 45, и почтальон зашевелился. Перекатился на живот, выплюнул пару стекляшек и пополз к двери. Вид у него был жалкий. Дополз до самой двери. Я открыл ее, и он пополз дальше к своей квартире. В следующий раз надо присматривать за ним. Я закрыл дверь.

  Я сел и нашел в пепельнице погасшую сигару. Зажег ее, затянулся, закашлялся. Попробовал еще раз. Довольно приятно. На меня нашла задумчивость.

  Решил больше ничего сегодня не делать. Жизнь изнашивает человека, ('– h(« %b до дыр. 14

  Я снова пришел в магазин к Реду. Я снова занимался делом Селина. Ипподром был закрыт, и день был пасмурный. Ред проставлял цены на редких книгах.

  – Сходим к Муссо? – предложил он.

  – Не могу, Ред. Я, кажется, ем без остановки. Посмотри на меня.

  Я распахнул пиджак. Рубашка обтягивала мое брюхо. Одна пуговица отскочила.

  – Тебе надо отсосать этот жир. У тебя будет инфаркт. Жир отсасывают через трубку. Сольешь его в банку, будешь смотреть, и он тебе будет напоминать, чтобы ты не увлекался пончиками с повидлом.

  – Я подумаю. Не хочешь грейпфрута?

  – Грейпфрута? От него не толстеют.

  – Знаю, но утром я поскользнулся на нем, когда встал. Грейпфруты опасны.

  – А где ты спал, в холодильнике?

  Я вздохнул.

  – Слушай, давай переменим тему. Ты знаешь этого типа, который похож на Селина?

  – А, этого…

  – Этого. Не заходил тут?

  – С того раза – нет. Ты следишь за этим гусем?

  – Можно сказать, да.

  И тут он входит, легок на помине. Селин.

  Пролез мимо нас, прошел по проходу, вытащил книжку.

  Я подошел к нему поближе. Совсем близко. Он держал подписанный экземпляр «Когда я умирала». Тут он заметил меня.

  – В прежнее время, – сказал он, – жизнь у писателей были интереснее, чем их писания. А нынче – ни жизнь неинтересная, ни писанина.

  Он поставил Фолкнера на место.

  – Вы тут поблизости живете? – спросил я.

  – Возможно. А вы?

  – Когда-то у вас был французский акцент, правильно? – спросил я.

  – Возможно. А у вас?

  – Ничего подобного. Слушайте, вам никто не говорил, что вы на кого-то похожи?

  – Каждый из нас более или менее похож на кого-то. Слушайте, у вас есть сигареты?

  – Конечно.

  Я полез за пачкой.

  – Пожалуйста, – сказал он, – выньте одну сигарету, зажгите ее и курите ее. Чтобы было занятие.

  Он пошел прочь. Я зажег сигарету, затянулся. Потом пошел за ним. Кивнул на прощание Реду и вышел на улицу. Селин как раз садился в «фиат» 89-го года. А позади него стояло – что? Позади него стоял мой «фольксваген». Какая удача! Вот и не верь после этого в судьбу. В первый раз за сколько месяцев мне удалось поставить машину у тротуара! Я вскочил в нее, дал по газам и помчался за ним.

  Он ехал на восток по Голливудскому бульвару. Леди Смерть, подумал я, к вашим услугам.

  Я бы упустил его у следующего светофора, если бы не проскочил под красный свет. Без осложнений; только пожилая дама в «кадиллаке» грязно обругала меня. Я улыбнулся.

  Вскоре мы с Селином очутились на Голливудском шоссе; солнце прорвалось сквозь облака. Я держал Селина в поле зрения. Я чувствовал себя отлично. Может быть, пойду, и мне высосут жир через трубку. Я еще молодой человек. Все впереди.

  Дальше Селин поехал по Портовому шоссе. Потом – через Санта-Монику. Потом – через Сан-Диего. На юг.

  Потом Селин свернул с шоссе, и я свернул за ним. Местность казалась знакомой. Я ехал примерно на полквартала сзади. И надеялся, что он не особенно поглядывает в зеркальце.

  Потом я увидел, что он притормаживает и останавливается. Я подъехал к бордюру, остановился и стал наблюдать.

  Он вылез из машины, прошел несколько домов, потом, оглядываясь через плечо, пересек улицу. Остановился, снова оглянулся и двинулся по дорожке к $.,c. Поднялся на крыльцо, оглянулся и постучал. Дом был большой и показался мне знакомым.

  Дверь открылась. Селин вошел. Я тронулся с места и медленно проехал мимо. Это был дом Джека Басса. Интересное кино. Было только 2.30 дня. Красный «мерседес» Синди стоял перед домом.

  Я объехал вокруг квартала и остановился на прежнем месте. Сейчас я убью двух зайцев. Я раскрою Селина и прищучу Синди.

  Я их не торопил. Дал им десять минут. Когда я учился в средней школе, одна учительница спросила нас: «Кем вы хотите стать, когда вырастете?» Почти все мальчики сказали, что хотят быть пожарными. Это глупо, можно обгореть. Несколько ребят сказали, что хотят быть врачами или адвокатами, но ни один не сказал: «Я хочу быть сыщиком». И вот я сыщик. Да, а когда очередь дошла до меня, я ответил: «Не знаю…»

  Прошло десять минут. Я схватил мою мини-видеокамеру, распахнул дверцу машины и направился к дому. Меня пробирала легкая дрожь. Я глубоко вздохнул и подошел к двери. С замком сложностей не было. Через 45 секунд я уже был внутри. Я прошел по передней, потом услышит голоса. Подкрался к двери. Они сидели за ней. Я слышит их голоса. Они говорили тихо. Я прижался к двери, прислушался. Услышал Селина.

  – Тебе нужно это… ты сама знаешь…

  – Я… – Это говорила Синди. – Я не уверена… А что, если Джек узнает?

  – Он не узнает…

  – Джек бешеный…

  – Он не узнает. Это для твоего же блага…

  Синди засмеялась.

  – Для моего блага?.. А тебе ничего не перепадет, да?

  – Конечно… Ну-ка, ну-ка, возьмите его в руки… Начинается отсюда…

  Я выждал несколько секунд, пинком распахнул дверь и ворвался в комнату с видеокамерой. Уже включенной и наведенной на резкость.

  Они сидели за кофейным столиком, и Синди как будто подписывав какие-то бумаги. Она подняла голову и закричала.

  – Тьфу ты, – сказал я.

  Я опустил камеру.

  – Что еще за чертовщина? – спросил Селин. – Ты знаешь этого типа?

  – Первый раз вижу!

  – А я знаю, – сказал Селин. – Околачивается в книжном магазине и задает дурацкие вопросы.

  – Я вызову полицию! – сказала Синди.

  – Стойте, – сказал я, – я все объясню.

  – И поскладнее, – сказала Синди.

  – Поскладнее, – сказал Селин.

  Я ничего не мог продумать. Только стоял.

  – Я вызову полицию, – сказала Синди, – немедленно!

  – Стойте. – сказал я. – Меня нанял ваш муж, Джек Басс. Я детектив.

  – Нанял? Зачем?

  – Чтобы вас накрыть.

  – Меня накрыть?

  – Да.

  – Я оформлял этой даме страховку, – сказал Селин, – а вы врываетесь с камерой.

  – Извините, произошла ошибка. Пожалуйста, позвольте мне ее исправить.

  – Как вы ее исправите, черт возьми? – спросил Селин.

  – Я пока не знаю. Мне ужасно жаль. Я что-нибудь придумаю чтобы поправить дело. Честное слово.

  – Это какой-то выродок, – сказала Синди, – психически боль ной.

  – Я извиняюсь, но мне надо идти. Я свяжусь с вами и обо всем условлюсь.

  – Мы сдадим вас полиции! – заявила Синди.

  – Я должен идти, – сказал я.

  – Ну нет, – сказала Синди, – никуда вы не пойдете! Я повернулся к двери, а она нажала звонок. Передо мной появилась приличная копия Кинг– Конга. Он был чудовищен. Он медленно двигался ко мне.

  – Эй, малыш, – сказал я ему, – ты любишь конфетки?

  – Сморчок, – сказал он, – ты моя конфетка!

  – А игрушки? Ты какие игрушки любишь?

  Кинг-Конг игнорировал мой вопрос. Он повернулся к Синди.

  – Мне убить его?

  – Нет, Брюстер, но отделай его так, чтобы он некоторое время поменьше двигался.

  – Сейчас.

  Он двинулся ко мне.

  – Брюстер, – сказал я, – ты за кого голосовал на президентских выборах?

  – А?

  Он встал, задумался. Я взял видеокамеру и швырнул ему прямо в игровую площадку. Она попала в цель. Он согнулся, схватился за причинное место. Я подбежал, подобрал камеру и треснул его по затылку. Раздался звон стекла. Кинг-Конг рухнул. Он упал лицом на кушетку и вырубился. Половина его тела лежала на кушетке, а другая где-то еще. Я подобрал с полу бывшую камеру. Я поглядел на Синди.

  – Я все равно возьму тебя за жопу.

  – Он сумасшедший! – сказала Синди.

  – По-моему, вы правы, – сказал Селин. Я круто повернулся и вышел вон. Еще один потерянный день. 15

  На другой день я сидел в кабинете. Казалось, все дела зашли в тупик. Ночь я провел ужасно: все время пил, чтобы уснуть. Но стены в моей квартире тонкие. Было слышно, чем занимались соседи…

  – Детка, эта гусиная шейка начинена липким белым кремом, и, если его не выпустить наружу, меня хватит удар или что-нибудь такое!

  – Это твоя проблема, малыш.

  – Но мы женаты!

  – Ты чересчур уродлив.

  – А? Что? Ты никогда мне не говорила.

  – Я только что решила.

  – Крем ударяет мне в голову! Мне надо что-то делать!

  – Только без меня, садун!

  – Ах так? Ладно. Где кошка?

  – Кошка? Нет, негодяй, только не Цыганочку?

  – Где эта чертова кошка? Я видел ее минуту назад!

  – Не смей! Не смей! Мою Цыганочку!

  Водка не принесла мне сна. Я только сидел и лакал. Без толку. Так вот, как я уже сказал, на следующее утро я сидел у себя в кабинете. Я ощущал себя совершенно никчемным. Я никчемный. Вокруг миллиарды женщин, и ни одна не постучит в мою дверь. Почему? Я неудачник. Я детектив, ничего не способный решить. Я понаблюдал за мухой, ползшей по моему столу, и приготовился отправить ее к праотцам. И вдруг меня осенило! Я вскочил.

  Селин продавал Синди страховку! Они застраховали жизнь Джека Басса! Теперь они его уберут – и так, чтобы это выглядело естественно! Вот они что затеяли! Я держал их за яйца. То есть за яйца я держал Селина, а Синди… ну, ее я возьму за жопу. Джеку Бассу грозит опасность. А Леди Смерти нужен Селин. И Красный Воробей до сих пор не найден. Но я чувствовал, что продвигаюсь. К чему-то большому. Я вынул руку из кармана и взял телефонную трубку. Потом положил ее. Кому это к чертям я собрался звонить? Я же знал, который час. А Джек Басс влип крепко. Надо было подумать. Я попробовал. Муха все еще ползала по столу. Я скатал «Программу бегов», хлопнул по ней, промахнулся. Неудачный день. И неделя. И месяц. И год. И жизнь. Будь она проклята.

  Я откинулся в кресле. Рождаешься, чтобы умереть. Рождаешься, чтобы жить, как загнанный бурундук. Где хористки? Почему такое чувство, будто я присутствую на собственных похоронах? Дверь распахнулась. На пороге стоял Селин.

  – Ты, – сказал я. – Я знал, что ты придешь.

  – Знакомая песня, – сказал он.

  – Ты никогда не стучишься?

  – Смотря когда, – сказал Селин. – Не возражаешь, если сяду?

  – Давай,только к делу.

  Он залез в мою сигарную коробку, вынул сигару, снял наклейку, откусил кончик, взял зажигалку, закурил, выдул роскошный султан дыма.

  – Знаешь, эти штуки продают, – сказал я.

  – А что не продают?

  – Воздух. Но скоро будут. Так чего тебе надо?

  – Понимаешь, друг мой…

  – Не тяни резину.

  – Ну ладно, ладно… Значит так… Селин положил ноги на мой стол.

  – Красивые на тебе туфли, – сказал я. – Во Франции покупал?

  – Франция, шманция, какая разница? Он снова выдул дым.

  – Ты тут зачем? – спросил я.

  – Хороший вопрос, – сказал Селин. – Он гремит из века в век.

  – Гремит?

  – Да не придирайся ты к словам. Ведешь себя как человек с несчастным детством. Я зевнул.

  – Так значит так, – сказал он. – Ты сидишь в глубокой жопе по крайней мере по двум пунктам. Взлом и проникновение. Нападение и избиение.

  – Что?

  – А то, что Брюстер теперь евнух. Ты разбил ему яйца своей камерой, они похожи на два сушеных финика. Теперь он может петь колоратурным сопрано.

  – И?

  – Нам известно местонахождение преступника, осуществившего взлом и проникновение и лишившего другое лицо первичных мужских признаков.

  – И?

  – И возможно, что об этом сообщат полиции.

  – У тебя есть неопровержимые улики?

  – Три свидетеля.

  – О-о, куча.

  Селин спустил ноги на пол и, навалившись на стол всем телом, заглянул мне в глаза.

  – Билейн, мне нужно в долг десять кусков.

  – Я понял. Понял! Шантаж! Сволочь! Шантажист! Я почувствовал возбуждение. Это было приятно.

  – Не шантажирую, фрайер. В долг прошу десять кусков. В долг, понял?

  – В долг? А у тебя есть обеспечение?

  – Откуда к черту? Я встал из-за стола.

  – Ах ты слизняк! Думаешь, я это скушаю от тебя? Я двинулся к нему вокруг стола.

  – БРЮСТЕР! – завопил он. – ПОРА!

  Дверь открылась, и вошел мой старый друг Брюстер.

  – Привет, мистер Билейн, – сказал он тонким голосом. Но меньше ростом от этого он не стал. Такого здорового долбака я в жизни не видел. Я вернулся за стол, выдвинул ящик и достал свой 0,45. Навел на него.

  – Сынок, – сказал я, – эта штука может остановить поезд. Хочешь поиграть в паровозик? Ну, давай, чух-чух, давай! Давай ко мне по рельсикам! Я спущу тебя под откос! Давай, чух-чух! Ехай сюда!

  Я сбросил предохранитель и прицелился в массивное брюхо.

  Брюстер остановился.

  – Мне не нравится эта игра…

  – Ага, – сказал я. – Тогда видишь ту дверь?

  – Угу…

  – Это дверь в уборную. А теперь ступай туда и сядь на горшочек. Штаны можешь спускать, а можешь не спускать, мне без разницы. Главное, чтобы ты пошел туда и сидел на горшочке, пока я не велю тебе выйти!

  – Сейчас.

  Он подошел к двери, открыл ее, закрыл и остался там. Слоновья куча, ноль без палочки. Затем я навел 0,45 на Селина.

  – Ты, – сказал я.

  – Ты пролетишь, Билейн…

  – Я всегда пролетаю. А ну-ка, марш к своему мальчику! Живо, живо, шевелись!

  Селин погасил сигару и медленно направился к двери сортира. Я шел за ним следом. Я подтолкнул его стволом.

  – Залезай!

  Он вошел и закрыл за собой дверь. Я вынул ключ и запер ее. Потом вернулся к столу и стал медленно двигать его к двери сортира Стол был очень тяжелый. Я с трудом одолевал сантиметр за сантиметром. Адская работа. Десять минут потребовалось на то, чтобы передвинуть его на пять метров. Я припер им дверь.

  – Билейн, – послышался из-за нее голос Селина, – ты выпусти нас, и будем считать, что квиты. Я не буду требовать в долг. Я не пойду к легавым. Брюстер тебя не обидит. И Синди я займусь.

  – Нет, дорогой, – сказал я, Синди я сам займусь! Я возьму ее за жопу!

  Я покинул их. Запер дверь кабинета, прошел по коридору и поехал вниз на лифте. Настроение у меня улучшилось. Кабина остановилась на первом этаже, и я вышел на улицу. Первому же нищему я дал доллар. Второму нищему я сказал, что уже дал доллар другому. Третьему нищему – то же самое, и так далее. В этот день не было даже смога. Я двигался целеустремленно. Я уже знал, чем позавтракаю: креветками и жареным картофелем. Ноги мои шагали по тротуару красиво. 16

  После завтрака я остановил машину за четверть квартала от дома Синди. На дорожке стоял ее красный «мерседес». Вероятно, она ждала возвращения Селина и Брюстера. Ай-я-яй. Я включил радио – послушать новости.

  – Дурак, – раздалось из приемника, – ты нисколько не продвинулся!

  – Кто, я? – спросил я.

  – Ты же один тут сидишь, а? Я огляделся.

  – Да, – сказал я, – я тут один.

  – Тогда давай пошевеливайся!

  Это говорила со мной из приемника Леди Смерть.

  – Слушай, крошка, я как раз занимаюсь твоим делом. Веду наружное наблюдение.

  – За кем ты наблюдаешь?

  – За знакомой Селина. Тут все завязано.

  – И туфли у тебя тоже. Где Селин?

  – В сортире с двухсоткилограммовым евнухом.

  – Что он там делает?

  – Остывает.

  – Он мне нужен в целости и сохранности. Он мой.

  – Я ничего ему не сделаю, крошка, честное индейское!

  – Иногда, Билейн, мне кажется, что ты умственно неполноценный.

  – КОНЕЦ СВЯЗИ! – заорал я и выключил приемник. Потом я сидел, смотрел на красный «мерседес» и думал о Синди. При мне была запасная мини– видеокамера. Я уже ощущал нетерпение, хотелось действовать. Возникла мысль: пробраться в дом и что-нибудь обнаружить. Может, удастся подслушать ее разговор по телефону. Может, наткнусь на какую-нибудь разгадку. Конечно, это опасно. При свете дня. Но опасность – моя стихия. От нее у меня уже горели уши и сморщивался анус. Живем только раз, так ведь? Ну, кроме Лазаря. Бедный растяпа, ему пришлось умирать дважды. Но я – Ник Билейн. На эту карусель тебя пускают только раз. Жизнь удается смелым.

  С видеокамерой в руке я бесшумно вылез из машины. А для отвода глаз взял портфель. Я надвинул котелок на левую бровь и направился к дому. Мои внутренние сенсоры были задействованы полностью. В доме что-то происходило. Я остро это ощущал. Я даже прикусил язык от волнения. Выплюнул кровь и приблизился к двери. И на этот раз никаких затруднении. 47 секунд – и я внутри.

  Насторожив уши, я крался по коридору. Мне показалось, что услышал голоса. В самом деле услышал. Мужской и женский. Я замер перед лестницей. Да, голоса доносились сверху. Я стал медленно подниматься. Голоса слышались яснее. В одном я узнал голос Синди. Я продолжал подниматься, потом остановился перед дверью. Это явно была дверь спальни. Я прижал к ней ухо. Я услышал смех Синди.

  – Что это ты собрался им делать?

  – Попробуй угадай, детка! Я давно этого дожидался!

  – Ты нашел нужное место, мой мальчик!

  – Я прокачу тебя в ад и обратно, детка!

  – Не может быть!

  – Ах ты сука!

  Я снова услышал смех Синди. Потом стало тихо. И некоторое время было тихо. Потом стало шумно. Я услышал тяжелое дыхание, какие-то равномерные толчки, а также работу матрасных пружин.

  – О-о! – произнесла Синди. – О Боже!

  Я поставил портфель, включил камеру, рывком распахнул дверь

  – ПОПАЛАСЬ, ДРЯНЬ!

  – ЧТО? – Мужчина оглянулся, не переменив позиции. Ноги Синди опустились, и она ЗАКРИЧАЛА.

  Мужчина спрыгнул на пол и повернулся ко мне лицом. Толстый жуткого вида мерзавец.

  – ЧТО ЕЩЕ ЗА епть? – заорал он.

  Это был Джек Басс. Черт подери, Джек Басс! Я повернулся и побежал вниз по лестнице.

  – ЕДРИТЬ ТВОЮ! – заорал я.

  Я подбежал к двери и распахнул ее. Краем глаза я увидел Джека Басса, голого, с яйцами. В руке у него был предмет. Револьвер. Он выстрелил. Пуля крутанула котелок у меня на голове. Он выстрелил снова. Я почувствовал, как смерть пронеслась мимо правого уха. Я помчался по тротуару. Выскочил на мостовую к своей машине. Я слишком поздно увидел препятствие: на велосипеде ехал старик и ел яблоко. Я врезался в старика и пробежал дальше, оставив его на асфальте, между вертящихся колес.

  Миг – и я уже в своем «жуке». С визгом шин рванул от бордюра. Старик медленно поднимался. Я вильнул мимо него, подпрыгнул на бордюре, въехал на тротуар. И пронесся мимо дома Джека Басса. Он стоял в дверях, по-прежнему с яйцами, и выпустил еще три пули. Одна прошла сквозь обезьянку, висевшую у меня на зеркальце, вторая пролетела между мной и атмосферой. Третья пробила спинку переднего пассажирского сиденья и ушла в бардачок, сделав дырку. Наконец я ушел из-под обстрела. Для верности попетлял по переулкам. Потом нашел бульвар и нырнул в гущу уличного движения. Был типичный лос– анджелесский день: смог, полусолнце и который месяц без дождя.

  Я подъехал к «Макдональдсу», заказал большую порцию картошки, кофе и цыпленка на булке. 17

  Я вернулся в кабинет. Брюстер и Селин вырвались из сортира. Дверь сортира была распахнута. Я передвинул письменный стол на прежнее место. Это отняло 15 минут.

  Я сел и попытался проанализировать факты. Теперь за мной охотились все: Селин, Брюстер, Синди, Джек Басс и Леди Смерть. Возможно, даже Бартон. Я уже плохо понимал, кто из них мои клиенты и есть ли клиенты у меня вообще.

  Меня могли арестовать за любое из недавних нарушений. Или кто-нибудь мог прийти сюда по мою душу. Мой кабинет стал опасным местом. Я проверил, лежит ли в кобуре мой 0,45. На месте, дружок. Ну ничего, из кабинета они меня не выживут. Сыщик без кабинета не сыщик.

  И я до сих пор не знал, Селин ли Селин, и КРАСНОГО ВОРОБЬЯ не нашел. Все застопорилось.

  День выдался трудный. Я положил ноги на стол, откинулся в кресле и закрыл глаза. Вскоре я уснул.

  Во сне я сидел в дешевом баре. Я пил двойное виски с содовой. Кроме меня там был только бармен, но он как-то едва проглядывался. Стоял у другого конца стойки и читал «Нэшнл инкуайрер». Потом вошел какой-то распущенный поганец. Нестриженый, небритый и немытый. Одет он был в желтый дождевик, достававший ему до туфель. Из-под дождевика виднелась белая майка и линялый оранжевый галстук. Он обдал меня вонючим ветром. Он сел на табуретку со мной рядом. Я врезал виски. Бармен посмотрел в нашу сторону. Я встретился с ним глазами.

  – Жрать хочу, – сказал бармен. – Кажется, лошадь бы сожрал.

  – Хорошо бы ты сожрал тех, на которых я ставил, – сказал ему я. Неудивительно, что он плохо проглядывался. Его было мало. Он был тощий, как щепка. Щеки висели, тонкие, как бумага. Я отвернулся. А тот по-прежнему сидел рядом со мной.

  – Пест… – произнес он.

  Я оставил это без внимания. Снова поглядел на бармена.

  – Слушай, – сказал я ему, – я сейчас допью, и ты можешь закрывать – ступай куда-нибудь, поешь.

  – Спасибо, – сказал он. – Закрывать мне рано. Обойдусь. Что-нибудь придумаю.

  – Пест… – снова произнес сосед.

  – Не дыши мне в ухо, приятель, – сказал я.

  – Есть информация…

  – Не требуется. Читаю газеты.

  – Такой информации нет в газетах.

  – Какой же?

  – Красный Воробей.

  – Бармен! – крикнул я. – Налей джентльмену! Дай ему ром с кока– колой!

  Бармен занялся коктейлем.

  – Ты живешь в Редондо-Биче? – спросил тот.

  – В Восточном Голливуде.

  – Я знаю одного, похож на тебя, живет в Редондо-Биче.

  – Да ну?

  – Ага.

  Ему подали стакан. Он выпил залпом.

  – У меня был брат, – сказал он, – жил в Глендейле. Покончил с собой.

  – Похож на тебя? – спросил я.

  – Угу.

  – Тогда понятно.

  – У меня сестра есть, живет в Бербанке.

  – Кончай трепаться.

  – Я не треплюсь.

  – Я хочу услышать про Красного Воробья.

  – Ну да. Сейчас все расскажу.

  – Ну?

  – Выпить бы…

  – Бармен! – крикнул я. – Еще один ром с кока-колой для джентльмена!

  Он дожидался стакана. Стакан подали. Он выпил. Потом повернулся и посмотрел на меня круглыми, мутными, пустыми глазкам

  – Воробей аккурат при мне, – сказал он.

  – Что?

  – Он у меня в кармане.

  – Прекрасно! А ну посмотрим!

  Он порылся в кармане. Снова порылся.

  – Хм-м… что-то не могу найти…

  – Ты, солоп! Разыгрывать меня? Я тебя размажу!

  – Он точно где-то был…

  – Я раскручу пружины в твоем будильнике.

  – Постой… постой… где-то здесь… В другом кармане… Я искал не в том кармане…

  – Да?

  – Да, смотри… вот… вот он… Красный Воробей. Вытащил из кармана и положил на стойку. Я посмотрел. Это был дохлый голубь.

  – Это дохлый голубь! – сказал я.

  – Нет, – сказал он, – это Красный Воробей. Я выложил на стойку деньги за выпитое, потом встал и взял его за воротник замызганного плаща. Подтащил к двери, открыл и вышвырнул его на улицу. Потом повернулся и закрыл дверь. И увидел бармена. Он держал голубя в руках и ел его, грыз. Рот его был полон перьев и крови. Он подмигнул мне.

  Тут зазвонил телефон на моем столе, и я проснулся. 18

  Я поднял трубку.

  – Детективное агентство Билейна…

  – Моя фамилия Гроверс, Хал Гроверс, мне нужна ваша помощь. В полиции меня подняли на смех.

  – Что случилось, мистер Гроверс?

  – Меня преследует космический пришелец.

  – Ха-ха-ха, мистер Гроверс, давайте серьезно…

  – Вот видите, все надо мной смеются.

  – Извините, Гроверс. Но прежде чем мы продолжим разговор, сообщу мою таксу.

  – Да?

  – Шесть долларов в час.

  – Ну это меня не затруднит.

  – И никаких чеков с отскоком, иначе понесете свои грецкие орехи в сумочке, понятно?

  – Деньги для меня не проблема. Проблема – женщина.

  – Какая женщина, Гроверс?

  – Черт, про какую мы говорим? Космический пришелец.

  – Космический пришелец – женщина?

  – Ну да, ну да…

  – Откуда вы знаете?

  – Она сама сказала.

  – И вы ей верите?

  – Конечно, я видел, что она вытворяет.

  – Например?

  – Ну, вылетает через потолок и так далее…

  – Вы выпиваете, Гроверс?

  – Конечно. А вы?

  – Без этого разве можно… Теперь слушайте, Гроверс, прежде чем мы начнем, зайдите ко мне лично. Третий этаж здания Аякс. Перед тем как войти, постучите.

  – Условным стуком?

  – Да. Побрить-н-Постричь, Бам-Бам – тогда я буду знать, что это вы…

  – Хорошо, мистер Билейн…

  Пока дожидался его, я убил четырех мух. Черт, смерть кругом, повсюду. Люди, птицы, звери, рептилии, грызуны, насекомые, рыбы – у них никаких шансов. Всем крышка. Я не знал, что с этим делать. У меня испортилось настроение. Понимаете, смотрю на упаковщика в супермаркете, он пакует мои продукты, и вдруг вижу, что он самого себя засовывает в могилу вместе с туалетной бумагой, пивом и куриными грудками.

  Потом раздался условный стук в дверь, и я сказал:

  – Входите, пожалуйста, мистер Гроверс.

  Он вошел. Из себя невидный. Метр сорок два ростом, 71 килограмм, 38 лет, глаза серо-зеленые, левый – с тиком, уродливые желтые усики, волосы того же цвета, с прогалиной на макушке слишком круглой головы. Вошел косолапо, сел.

  Мы сидели и смотрели друг на друга. Больше ничего не делали. Прошло пять минут. В конце концов я разозлился.

  – Гроверс, почему вы ничего не говорите?

  – Я ждал, когда вы заговорите.

  – Почему?

  – Не знаю.

  Я откинулся в кресле, закурил сигару, положил ноги на стол, вдохнул дым, выдохнул и выдул идеальное кольцо.

  – Гроверс, эта женщина, эта… космическая пришелица… расскажите о ней что-нибудь…

  – Она называет себя Джинни Нитро…

  – Рассказывайте дальше, мистер Гроверс.

  – Вы не будете смеяться надо мной, как полицейские?

  – Никто не смеется так, как полицейские, мистер Гроверс.

  – Ну… эта девочка из космоса – с товаром.

  – Почему вы хотите избавиться от девочки с товаром?

  – Я боюсь ее, она управляет моим сознанием.

  – Как это?

  – Ну, что она скажет, то я должен сделать.

  – А если она скажет вам съесть ваше ка-ка, вы съедите?

  – Наверно, да…

  – Гроверс, просто вас лохматка оседлала. Это со многими мужчинами случается.

  – Нет, она такие номера проделывает, что просто ужас.

  – Все эти номера я видел, Гроверс, и даже такие…

  – Вы не видели, как она появляется ниоткуда, вы не видели, как она улетучивается сквозь потолок.

  – Гроверс, вы меня утомляете, все это муде-колеса.

  – Нет, не колеса, мистер Билейн.

  – Нет? Да откуда вы взялись, Гроверс, вы говорите как вахлак.

  – А вы не похожи на детектива, мистер Билейн.

  – А? Что? А на кого же я похож?

  – Дайте сообразить, дайте подумать…

  – Так шевелите пузырями. Это стоит вам шесть долларов в час.

  – Ну, вы похожи на… сантехника.

  – На сантехника? На сантехника. Хорошо. Что бы вы делали без сантехника? Вы знаете кого-нибудь важней сантехника?

  – Президент.

  – Президент? А вот и неправильно! Опять ошиблись! Вы как рот откроете, так сразу и ошиблись!

  – Я не ошибся.

  – Вот видите! Опять ошиблись!

  Я отложил сигару и закурил сигарету. Этот человек был полный мудак. Но клиент. Я посмотрел на него долгим взглядом. Это был тяжелый труд – смотреть на него. Я перестал смотреть. Я стал смотреть мимо его левого уха.

  – Ладно, что вы хотите чтобы я сделал? С этой космической пришелицей? С этой Джинни Нитро?

  – Избавьте меня от нее.

  – Я не киллер.

  – Освободите меня от нее как угодно.

  – Вы вступали в половые сношения?

  – В смысле – сегодня?

  – В смысле – с ней.

  – Нет.

  – Вам известно место жительства этой птички? Номер телефона? Род занятий? Татуировка? Хобби? Особые привычки?

  – Только последнее…

  – В частности?

  – В частности, она улетает через потолок и всякое такое.

  – Гроверс, вы сумасшедший. Вам нужно туда, где мозги чинят.

  – Я уже там был.

  – И что они сказали?

  – Ничего. Только они берут больше чем шесть долларов в час.

  – Сколько они берут?

  – Сто семьдесят пять долларов в час.

  – Это доказывает, что вы сумасшедший.

  – Почему?

  – Кто столько платит – обязательно сумасшедший.

  Потом мы просто сидели и смотрели друг на друга. Довольно глупо. Я пытался думать. У меня заболели виски.

  Потом распахнулась дверь. И вошла эта женщина. Ну что я могу вам сказать? На земле миллиарды женщин, так? Некоторые выглядят нормально. Большинство выглядят прилично. Но время от времени ПРИРОДА выкидывает номер: она изготовляет особенную женщину, невероятную женщину. То есть ты смотришь, и ты не можешь поверить. Колыхание спелых волн, ртуть, змеиный изгиб, ты видишь лодыжку, ты видишь локоть, ты видишь грудь, ты видишь колено, и все это сливается в колоссальное манящее целое, и красивые глаза улыбаются, углы рта чуть опущены, но губы сложены так, словно она вот-вот засмеется над твоей беспомощностью. И одеться они умеют, и длинные их волосы жгут воздух. Ну просто сил нет. Гроверс встал.

  – Джинни!

  Она вплыла в комнату, как стриптизерка на роликовых коньках. Она остановилась перед нами, и стены задрожали. Она посмотрела на Гроверса.

  – Хал, что ты делаешь с этим второсортным сыщиком?

  – Эй, полегче, стерва! – сказал я.

  – Понимаешь, Джинни, у меня небольшая проблема, и мне понадобилась помощь.

  – Помощь? В связи с чем?

  – Не могу сказать. Язык проглотил.

  – Хал, у тебя нет проблем, пока у тебя есть я. Все, что может второсортный сыщик, я могу лучше. Я встал. Впрочем, я уже стоял.

  – Правда, красавица? А ну покажи, как у тебя встанет девятнадцатисантиметровый.

  – Эротоман!

  – Ну что, съела? Съела?

  Джинни несколько раз прошлась по комнате, сводя нас всех с ума. Потом обернулась. Посмотрела на Гроверса.

  – Поди сюда, пес! Ползи ко мне по полу! Быстро!

  – Не слушан ее, Хал! – закричал я.

  – А?

  Он полз по полу к Джинни. Все ближе и ближе. Подполз к ее ногам и остановился.

  – А теперь, – сказала она, – лижи языком мои туфли! Гроверс подчинился. Лизнул. Стал лизать дальше. Джинни посмотрела на меня и ухмыльнулась. Ухмыльнулась грязной ухмылкой. Я не стерпел, вскочил.

  – АХ ТЫ КУРВА! – воскликнул я. Я расстегнул ремень, выдернул его из брюк и, сложив вдвое, вышел из-за стола.

  – Ну, курва, – сказал я, СЕЙЧАС Я ТЕБЕ ПРОПИШУ! Я бросился к ней. То, что оставалось у меня от души, дрожало от радостного предвкушения. Ее волшебный зад горел перед моим мысленным взором. Небо опрокинулось вверх тормашками и дрожало.

  – Брось ремень, онанист, – сказала она и щелкнула пальцами. Ремень выпал из моей руки. Я оцепенел. Она повернулась к Гроверсу.

  – Пойдем, глупыш, встань с коленок. Пошли из этого дурацкого места.

  – Да, дорогая.

  Гроверс поднялся и поплелся за ней к выходу; дверь открылась, закрылась, и их не стало. Я все еще не мог пошевелиться. Стерва, она, наверно, обработала меня из лучевого ружья. Оцепенение не проходило. Может, я неправильно выбрал профессию? Минут через двадцать я стал ощущать покалывание во всем теле. Потом оказалось, что я могу шевелить бровями. Потом – губами.

  – Черт побери, – сказал я.

  Потом начали постепенно оживать другие части. Наконец я сделал шаг. Два шага. Потом еще несколько – к столу. Обошел его. Открыл ящик. Нашел пол– литра водки. Отвернул пробку. И как следует врезал. Решил, что на сегодня – шабаш, а завтра все снова. 19

  На другой день у себя в кабинете я понял, что нахожусь в тупике. Я уже не мог понять, кто мои клиенты и что вообще за чертовщина. Надо что-то делать, решил я. У меня был рабочий телефон Джека Басса. Я позвонил ему.

  – Алло, – сказал он.

  – Басс, это Билейн.

  – Сукин сын.

  – Полегче, Басс, у меня черный пояс.

  – Он тебе пригодится, если еще раз помешаешь моим любовным занятиям.

  – Джек, я только видел, как зад подпрыгивает. Я не знал, что это ты, пока ты не повернул голову.

  – А кто же это мог быть, по-твоему? Чужой, что ли, будет шпарить ее в моем собственном доме?

  – Так уже не раз бывало.

  – Что?

  – Я не говорю, что в твоем доме, Джек.

  – А где же?

  – Не имеет значения.

  – Что не имеет значения?

  – В смысле – к твоему делу это не относится. Давай поговори о деле.

  – Что?

  – Ты хочешь, чтобы я им занимался?

  – Ты ничего не раскрыл, только снял на видео мой бампер.

  – Твое дело двигается, Джек.

  – Это как же?

  – Я выяснил связи.

  – Что?

  – У меня есть ниточка.

  – Связи? Ниточка? О чем ты говоришь?

  – Я могу установить ее связь с этим мужиком. Я его знаю. Темный тип. Они затевают что-то скверное.

  – Ты застиг их вместе?

  – Пока нет.

  – Почему нет?

  – Я действую осмотрительно. Они должны попасться сами.

  – А сейчас ты не можешь их накрыть?

  – Я должен ждать, пока он не засветится. – Что?

  – Должен поймать его с поличным.

  – Ты хорошо все продумал, Билейн?

  – Я хорошо продумал. Как только он засветится, я его зачалю.

  – Ты как-то странно выражаешься.

  – Басс, мир – это не детский сад. Подожди, я на них насяду.

  – Насядешь?

  – Я возьму ее за жопу. Ты же хочешь, чтобы я взял ее за жопу?

  – Ты просто добудь мне улики.

  – Не поймавши, курицы не щиплют, Басс.

  – Так что-то начинает проясняться, Билейн?

  – Я уже носом чую. Я напал на след. Я знаю, кто он. Он француз. Ты же знаешь, каковы французы, верно?

  – Нет. А что французы?

  – Если ты не знаешь, Басс, я тебе не могу объяснить. У меня нет на это лишнего дня. Так ты хочешь или нет, чтобы я распутывал это чертово дело?

  – Ты сказал, что близок к разгадке?

  – Я их практически оседлал.

  – Что?

  – Так продолжать или нет, Басс? Считаю до пяти. Раз, два, три, g%bk`%…

  – Хорошо, хорошо, продолжай.

  – Отлично, Джек. Тут только одна мелочь…

  – Какая?

  – Мне нужен аванс на месяц.

  – На месяц? Я думал, ты уже у цели.

  – Я должен устроить западню. Поставить ловушку. Все учесть. И когда он засветится…

  – Хорошо, хорошо, высылаю чек!

  Он бросил трубку. Ведет себя как влюбленный. Ну и лопух…

  Затем я позвонил Гроверсу. Он дал мне рабочий телефон. После третьего гудка он взял трубку.

  – Алло, – сказал он. – Похоронное бюро «Серебряная пристань» слушает.

  – Мать моя, – сказал я.

  – Что? – спросил он.

  – Гроверс, вы со жмурами возитесь?

  – Что?

  – Со жмурами. Со жмурами! Это Ник Билейн.

  – Что вам угодно, мистер Билейн?

  – Я разрабатываю вашу инопланетянку, мистер Гроверс.

  – Да, я помню.

  – Скажите мне, Хал, зачем вы этим занимаетесь?

  – Что вы имеете в виду?

  – Возитесь с мертвецами. Зачем? Зачем?

  – Это моя профессия. Человек должен зарабатывать на жизнь.

  – Но колупаться со жмурами? Жуткое дело. Прямо извращение. Вы кровь спускаете? Что вы делаете с ней, когда спустите?

  – Этим занимается мой служащий, Билли Френч.

  – Дайте его сюда, я хочу с ним поговорить.

  – Он обедает.

  – Вы хотите сказать, он ест?

  – Да.

  Я помолчал. Я вдохнул, выдохнул. Потом заговорил:

  – Слушайте, Гроверс, вы хотите, чтобы я занимался вашим делом?

  – Вы о Джинни Нитро?

  – Ну конечно. У вас в бюро есть другие космические крошки?

  – Нет.

  – Ну так вы хотите свалить ее с плеч?

  – Конечно. И думаете, вам удастся? Во время вашей встречи вы, кажется, как-то застряли.

  – Гроверс, даже трактор застревает. Я эту шлюху оформлю так, что вы ее больше не увидите.

  – Я не считаю ее шлюхой, мистер Билейн.

  – Это просто такое выражение. Не хотел обидеть вашу цыпу.

  – Думаете, вам удастся чего-нибудь тут достичь?

  – Пока мы с вами разговариваем, Гроверс, я уже отрабатываю версию, я нашел к ней ниточку.

  – Какую?

  – Не могу вам все раскрыть. Но тот факт, что вы возитесь со жмурами, а она космическая пришелица… это наводит на мысли.

  – Что вы хотите сказать, мистер Билейн?

  – Не могу вам все раскрыть. Но я консультировался со специалистом по этим делам. У него есть книга об инопланетянах, но он затребовал дополнительные сведения о вас.

  – Хорошо. Что вы хотели узнать?

  – Не суетитесь. Прежде чем я продолжу работу по этому делу, мне понадобиться еще один чек. Двухнедельный аванс.

  – Вы думаете, вам что-то удастся?

  – Черт побери, я же вам сказал, дело уже на мази!

  – Хорошо, мистер Билейн, я отправлю чек сегодня же. Две недели.

  – Вы умный человек, мистер Гроверс.

  – Да… Мистер Билейн, Билли Френч как раз вернулся с обеда. Хотите с ним поговорить?

  – Нет, но спросите его, что он ел на обед.

  – Одну минуту…

  Я ждал. Наконец он снова взял трубку.

  – Он сказал, ростбиф и картофельное пюре.

  – Это отвратительно!

  – Что?

  – Мне надо уйти, мистер Гроверс.

  – Я думал, вы хотели получить дополнительные сведения обо мне.

  – Я пришлю вам вопросник.

  Я положил трубку, закинул ноги на стол. Все было под контролем. У меня. Детектива Ника Билейна. Но оставалось еще решить загадку Красного Воробья. Оставались Селин и Леди Смерть. Леди Смерть – куда же без нее. И оставалась шлюха.

  А как еще ее назвать? 20

  Надо было подумать об этом. Надо было подумать обо всем. Каким-то образом это все увязывалось: космос, смерть, Воробей, жмуры, Селин, Синди, Басс. Но сложить это в единую картину я не мог. Пока что. В висках у меня застучало. Надо было уходить отсюда.

  На стенах кабинета ответы не написаны. Ум заходил за разум, я воображал себя в постели с Леди Смертью, Синди и Джинни Нитро – со всеми одновременно. Это уже чересчур. Я надел котелок и вышел за дверь.

  Я очутился на ипподроме. В Голливудском парке. Живых лошадей там не было. Бега проходили в Оук-Три. Их передавали по телевизору, а ставки принимали здесь как обычно.

  Я поехал вверх на эскалаторе. Человек, стоявший сзади, наткнулся на мой брючный карман.

  – Ах, извините, – сказал он. – Прошу прощения.

  Бумажник я всегда ношу в левом грудном кармане. Учишься кое-чему, учишься. С годами.

  Прошел мимо Скакового клуба, заглянул. Компания стариков. Денежных. Как им это удалось? И сколько тебе самому нужно? И что это все значит? Все мы умираем нищими, и большинство из нас живут в нищете. Это игра на истощение. Надеть утром туфли и то победа.

  Я толкнул дверь и вошел во внутренний двор клуба. Там стоял почтальон и хлебал кофе. Я подошел к нему.

  – Какой дурак тебя впустил? – спросил я его. Лицо у него было деформировано. Распухло.

  – Билейн, – сказал он, – я тебя убью.

  – Тебе не надо пить кофе, – сказал я. – Ночью спать не будешь.

  – Я замочу тебя, Билейн, твои дни сочтены.

  – На кого бы ты хотел поставить?

  – На Трепаного.

  – На, – я сунул ему два доллара, – пусть тебе повезет.

  – Ой, спасибо, Билейн!

  – Не за что, – сказал я и отошел.

  Нет человеку покоя. Вечно его достают. Не скроешься.

  Я подошел к стойке и взял большой стакан кофе.

  – На кого бы ты поставил, Билейн? – спросила официантка.

  – Не скажу. Ставки поднимешь – выигрыша не будет.

  – Ну спасибо тебе, урод, – сказала она.

  Я стянул обратно со стойки чаевые и сунул в карман. Потом нашел свободный стул возле сетки, сел и раскрыл «Программу». Тут за спиной у меня раздался голос:

  – Двумя долларами ты не обойдешься, Билейн. Тебе конец. Это был почтальон. Я встал и повернулся к нему.

  – Тогда отдавай к свиньям два доллара!

  – Забудь о них.

  – Я из тебя форшмак сделаю! – сказал я.

  Он улыбнулся и шагнул ко мне. Я почувствовал лезвие, уткнувшееся в мой живот. Пока только кончик – остальное он прикрывал пальцами.

  – У меня здесь 15 сантиметров, и я с удовольствием воткну их в твое толстое кретинское брюхо!

  – Ты почему сегодня не работаешь? Кто будет почту разносить?

  – Заткнись! Я сейчас решаю, убить тебя или нет.

  – Друг, у меня с собой десять долларов. Можешь поставить их на Трепаного.

  – Сколько?

  – Двадцать.

  – Сколько?

  Острие ножа прокололо мне кожу.

  – Пятьдесят.

  – Ладно, залезь в свой бумажник, вынь пятьдесят и засунь мне в карман рубашки.

  За ушами у меня вспотело. Я вынул из левого грудного кармана бумажник, извлек из него 50 долларов и засунул ему в карман. Он убрал лезвие.

  – А теперь сядь, раскрой свою «Программу» и начинай читать. Я подчинился. Потом ощутил острие затылком.

  – Считай, что тебе повезло, – сказал он.

  И ушел.

  Я остался на месте и допил свой кофе. Потом встал и вышел. Спустился на эскалаторе. Пришел на стоянку. Сел в машину и уехал оттуда. Бывают такие неудачные дни. Я доехал до Голливуда, поставил где-то машину и зашел в кинотеатр. Купил воздушной кукурузы, лимонаду и сел. Фильм уже шел, но я не смотрел его. Только жевал кукурузу и пил лимонад. И думал, пришел ли Трепаный первым. 21

  В эту ночь я не мог уснуть. Я пил пиво, я пил вино, пил водку, все без толку.

  Я ничего не решил. Все дела на мертвой точке. Отец говорил мне, что я буду неудачником. Он тоже был неудачником. Дурная наследственность.

  Я включил телевизор. В спальне у меня тоже был. Вылезла девица и сказала, что она поговорит со мной и мне станет хорошо. Единственное, что нужно для этого, – кредитная карточка. И я решил обойтись без этого. Потом лицо женщины исчезло с экрана и появилась Джинни Нитро.

  – Билейн, – сказала она, – предупреждаю: не лезь в мои дела.

  – Что? – сказал я.

  Она повторила свои слова, и я выключил телевизор. Снова налил себе водки. Выключил свет и в темноте сел на кровать. И врезал водки.

  Потом раздалось громкое жужжание, как будто пчел над потревоженным ульем. Потом вспышка малинового света, и передо мной возникла Джинни Нитро. Я испугался до смерти.

  – Испугался, Билейн? – спросила она.

  – С чего это, – ответил я. – Но что за манеры? Ты никогда не стучишься перед тем, как войти.

  Джинни Нитро оглядела комнату.

  – Тебе нужна служанка, – сказала она. – У тебя свинарник. Я допил водку, отбросил стакан.

  – Тебя не касается, я тебя прищучу.

  – Как сыщику тебе недостает трех качеств.

  – Каких же?

  – Напора, нацеленности и находчивости.

  – Да? Ну, твою-то игру я раскусил, крошка.

  – Да что ты?

  – Ты втерлась к Гроверсу, потому что он похоронщик, а тебе нужны мертвые тела, чтобы поселить в них твоих друзей – пришельцев.

  Она села в кресло, взяла мою сигарету, закурила и рассмеялась.

  – Похоже, что я обитаю в мертвом теле?

  – Да не очень.

  – Мы сами создаем себе тела. Смотри!

  Снова жужжание, вспышка малинового света, и в углу комнаты появилась другая Джинни Нитро. Она стояла возле моего цветочного горшка.

  – Привет, Билейн, – сказала она.

  – Привет, Билейн, – сказала та, что сидела в кресле.

  – Э, – сказал я, – так это ты можешь быть одновременно в двух телах?

  – Нет, – сказала Джинни Нитро, сидевшая в кресле. – Но, – сказала Джинни Нитро, стоявшая возле горшка, – мы можем переноситься из одного тела в другое.

  Я вылез из постели, подобрал стакан и налил себе еще водки.

  – Ты в трусах спишь, – сказала одна Джинни Нитро.

  – Какая гадость, – сказала другая. Я влез в постель со стаканом и облокотился на подушку. Опять зажужжало, вспыхнул малиновый свет, и Джинни возле горшка исчезла. Я посмотрел на ту, что в кресле.

  – Слушай, – сказал я, – Гроверс нанял меня, чтобы я его от тебя избавил, и я намерен это сделать.

  – Для человека, чьи таланты не превышают нулевой отметки, ты много на себя берешь.

  – Да? Ну, я справлялся с делами и покруче!

  – Правда? Расскажи о каком-нибудь.

  – Все мои досье секретны.

  – Секретны или не существуют?

  – Не раздражай меня, Джинни, или я…

  – Что?

  – Я… – Я поднес ко рту водку. И вдруг моя рука замерла в пяти сантиметрах от губ. Я не мог пошевелиться.

  – Ты – третий сорт, Билейн. Не связывайся со мной. Я сейчас добрая. Считай, что тебе повезло.

  – Считать, что повезло? Сегодня я это уже один раз слышал. Жужжание, малиновая вспышка, и Джинни Нитро исчезла. Я сидел на кровати, не мог пошевелиться, стакан был по-прежнему в пяти сантиметрах от губ. Я сидел и ждал. У меня было время поразмыслить о моей профессиональной судьбе. Размышлять было почти не о чем. Может, я выбрал не ту профессию. Но менять ее было уже поздно.

  Я сидел и ждал. Минут через десять началось покалывание во всем теле. Я уже мог немного пошевелить рукой. Потом чуть больше. Я поднес водку ко рту, ухитрился наклонить голову и осушил стакан. Бросил его на пол, вытянулся на кровати и снова стал ждать сна. Услышал стрельбу за окном и понял, что мир в полном порядке. Через пять минут я уснул, так же как все остальные. 22

  Я проснулся в угнетенном настроении. Я смотрел на потолок, на трещины в потолке. Я увидел пробегавшего по чему-то бизона. Я подумал, что по мне. Потом увидел змею с кроликом в пасти. Солнце проникло сквозь дырки в занавеске и образовало у меня на животе свастику. В заду у меня чесалось. Опять начинается геморрой? Шея занемела, во рту был вкус кислого молока.

  Я встал и отправился в ванную. Смотреть в зеркало было противно, но я посмотрел. На лице подавленность и незадачливость. Темные мешки под глазами. Маленькие, трусливые глазки, глазки грызуна, пойманного етитской кошкой. Плоть моя выглядела так, как будто она уже не старается. Как будто ей отвратительно быть частью меня. Брови нависли, изогнулись, выглядели так, как будто они умалишенные; умалишенная волосяная поросль. Кошмар. Я выглядел отвратительно. И даже опорожниться был не готов. Закупорило. Я подошел к унитазу, чтобы пописать. Нацелился правильно, но почему-то пошло вкось и попало на пол. Я перенацелился и описал все сиденье, которое забыл поднять. Потом оторвал туалетной бумаги и подтер. Вытер сиденье. Кинул бумагу в корзину и спустил воду. Потом я подошел к окну, выглянул и увидел кошку, гадившую на соседней крыше. Вернулся к умывальнику, нашел зубную щетку, выдавил из тюбика. Выдавилось слишком много. Лениво шлепнулось на зубную щетку, а с нее в раковину. Почему-то зеленое. Как зеленый червяк. Я подцепил его пальцем, намазал на щетку и стал чистить. Зубы. Какая же это дрянь. Мы должны есть. Едим и снова едим. Мы все отвратительны, обречены на наши мелкие, грязные занятия. Едим, пердим, чешемся, улыбаемся, отмечаем праздники.

  Я дочистил зубы и вернулся в постель. Из меня вышел весь пар, кончилась вся заводка. Я был как чертежная кнопка, как кусок линолеума.

  Решил лежать в постели до полудня. Может, к тому времени половина мира вымрет, и переносить оставшуюся будет вполовину противней. Может быть, если встать в полдень, буду выглядеть лучше, чувствовать себя лучше. Я знал одного, который не опорожнялся по нескольку дней. В конце концов он просто взорвался. Натурально. Говно вылетело из живота.

  Потом зазвонил телефон. Я не вмешивался. Утром я никогда не подхожу к телефону. Он прозвонил пять раз и замолчал. Слава Богу. Я наедине с собой. И хотя я отвратителен, это лучше, чем быть с кем-нибудь еще, с кем угодно, все они заняты своими жалкими мелкими фокусами и кульбитами. Я натянул одеяло до подбородка и ждал. 23

  Я пришел на ипподром к четвертому заезду. Мне нужен был хоть где– нибудь, но успех. Все мои расследования зашли в тупик. Я вытащил список. У меня все было выписано:

  1. Выяснить, Селин ли Селин. Сообщить о результатах Леди Смерти.

  2. Разыскать Красного Воробья.

  3. Выяснить, гуляет ли от Басса Синди. Если да – прищучить ее.

  4. Избавить Гроверса от Космической Пришелицы.

  Я сложил список и сунул в карман. Раскрыл «Программу». Лошади выходили на старт. Был спокойный теплый день. Все вокруг казалось погруженным в сон. Rут я услышал звук за спиной. Кто-то сидел позади меня. Я обернулся. Это был Селин. Он улыбнулся мне.

  – Хорошая погода, – сказал он.

  – А ты тут с какой стати? – спросил я.

  – Заплатил за вход. Там вопросов не задавали, – сказал Селин.

  – Следишь за мной, пакость? – спросил я.

  – Хотел спросить у тебя то же самое, – сказал он.

  – Я много чего не могу понять, – сказал я.

  – Я тоже, – сказал он. Потом перелез через спинку и сел рядом со мной. – Надо потолковать.

  – Правильно, – сказал я. – Для начала: как твое имя? Твое настоящее имя?

  Я почувствовал, как в бок мне уткнулся короткоствольный револьвер. Он держал его под пиджаком.

  – У вас есть на него разрешение? – спросил я.

  – Вопросы здесь задаю я, – сказал он и слегка ткнул меня дулом.

  – Ну задавайте, – сказал я.

  – Кто вас навел на меня?

  – Леди Смерть.

  – Леди Смерть? – засмеялся он. – Не надо полоскать мне мозги!

  – Я не полощу. Она так назвалась. «Леди Смерть».

  – Ненормальная, что ли?

  – Может быть.

  – Где мне найти эту суку?

  – Не знаю. Она сама со мной связывается.

  – И думаете, я на это куплюсь?

  – Не знаю, мне больше нечего продать.

  – Что ей нужно?

  – Она хочет знать, настоящий ли вы Селин.

  – Вот как?

  – Да.

  – Кто тебе нравится в этом забеге? – спросил он.

  – Зеленая Луна, – сказал я.

  – Зеленая Луна? И я ее выбрал.

  – Ладно, – сказал я, – я тоже на нее поставлю. Сейчас вернусь. – Я стал было подниматься.

  – Сиди, – приказал он, – если не хочешь иметь сквозняк в организме. Я сел.

  – Так, – сказал он, – мне нужно, чтобы эта женщина перестала висеть у меня на хвосте. Мне нужно ее настоящее имя. Вздор насчет Леди Смерти мне не нужен. И я хочу, чтобы ты этим занялся. Конкретно говоря – прямо сейчас!

  – Но моя клиентка она! Как же вы можете быть моим клиентом»?

  – А это ты сам придумай, пузатый.

  – Пузатый?

  – У тебя брюхо висит.

  – Висит или не висит, если я на кого-то работаю, мне платят. А стою я недешево.

  – А именно?

  – Шесть долларов в час.

  Он залез в карман и вытащил пачку денег. Бросил мне на грудь.

  – Тут за месяц вперед.

  В это время толпа зашумела. Лошади вышли на прямую – и кто, вы думаете, шел впереди на три корпуса? И кто выиграл четыре? Зеленая Луна. Ставки 6 к 1.

  – Черт, – сказал я ему, – вы мне дорого стоите. Зеленая Луна выиграла.

  – Заткнись, – сказал он, – и займись моим делом.

  – Ладно, ладно, – сказал я, – как с вами связаться?

  – Вот мой телефон, – сказал он и вручил мне клочок бумаги. Потом встал, вышел в проход и исчез.

  Я понимал, что вовлечен в какую-то серьезную историю, но разобраться в ней не мог. Что ж, надо просто заняться делом, вот и все.

  Я раскрыл «Программу» и выбрал лошадь в пятом забеге. 24

  На другой день я отправился в похоронное бюро «Серебряная пристань» – поглядеть, что там и как. Чертовски выгодный бизнес – мертвых сезонов в нем не бывает. Я поставил машину и вошел. Приятное местечко. Тихий зал. Толстые #`o'-k% ковры. Я обошел его, заглянул в другую большую комнату. Заставлена гробами. Большими, маленькими, для толстых, для тощих. Некоторые приобретают гробы заранее. Я не собираюсь. К чертовой матери.

  Людей никого не было. Я мог спереть гроб. Привязать его к машине. Уехать. Где Гроверс? Где все?

  Потом меня стало подмывать, и все сильнее. И я не удержался. Поднял крышку гроба и заглянул внутрь. Я ЗАКРИЧАЛ. Я отпустил крышку.

  Там лежала голая женщина. Молодая, красотка, но мертвая. Уй!

  Вбежал Хал Гроверс.

  – БИЛЕЙН! ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТЕ?

  – ДЕЛАЮ? ДЕЛАЮ? ТО ЕСТЬ КАК? А ВАС ГДЕ ЧЕРТИ НОСИЛИ, ГРОВЕРС?

  – В МУЖСКОМ ТУАЛЕТЕ. ПОЧЕМУ ВЫ КРИЧИТЕ? Я показал.

  – У ВАС ТРУП В ГРОБУ! МАЛЮТКА! С БУФЕРАМИ! Гроверс подошел и поднял крышку.

  – Тут никого нет, мистер Билейн.

  – Что?

  Я подошел и заглянул. Гроб был пуст.

  Я повернулся и схватил Гроверса за лацканы.

  – Не валяй со мной дурака, мальчик! Я видел. Я видел ее в гробу! Мертвая курочка! Дурака из меня строить вздумали? Ты и… Билли Френч… кровосос! Со мной шутки плохи, Гроверс!

  – Никто с вами не шутит, Билейн. У вас галлюцинации. Я отпустил его лацканы.

  – Извините, – сказал я. – Как же я не догадался.

  – О чем?

  – Это Джинни Нитро. Она мудрует надо мной. Она знает, что я занялся вашим делом.

  – Последние дни я ее не видел. Может быть, она убралась.

  – Она не убралась. Она ждет, Гроверс.

  – Чего ждет?

  – Я пока не знаю.

  Я круто повернулся и оглядел комнату.

  – Гроверс, быстро! Сколько у вас здесь покойников?

  – Мы подготовили двух. Они в Прощальном зале.

  – Я должен их увидеть!

  – Что?

  – Вы хотите, чтобы я разобрался с делом?

  – Я хочу, чтобы вы… разобрались.

  – Тогда я должен увидеть обоих жмуров.

  – Зачем?

  – Если скажу, вы все равно не поймете.

  – Что это значит?

  – Неважно. Дайте мне взглянуть.

  – Это против всяких правил.

  – Давайте! Давайте!

  – Хорошо. Идите за мной…

  Мы перешли в Прощальный зал. Шикарное место. Темно. Свечи горят. Три гроба.

  – Ладно, посмотрим, – сказал я Гроверсу.

  – Вы можете объяснить мне зачем?

  – Джинни Нитро хочет разместить своих космических пришельцев в этих мертвых телах. Дать им убежище, оболочку. Ну понимаете, как у черепахи. Нитро околачивается у вас, чтобы раздобыть эти тела.

  – Но это мертвые тела, они разлагаются. А кроме того, мы намерены их похоронить. Как ими можно воспользоваться?

  – Космические пришельцы прячутся в мертвых телах, покуда их не похоронили, а потом находят другие мертвые тела.

  – Но если им нужно прятаться, зачем же в мертвых телах? Почему бы им не прятаться в цистернах, или в пещерах, или в чем-нибудь таком? Почему они не воспользуются живыми телами?

  – Болван, живые тела будут реагировать на них. Откройте эти гробы, Гроверс!

  – Билейн, я думаю, что вы сумасшедший!

  – Давайте открывайте!

  Гроверс открыл первый. Хороший дубовый гроб. Там лежал мужчина лет тридцати восьми, густые рыжие волосы, дешевый костюм. Я повернулся и посмотрел на Гроверса.

  – Один из них сейчас в нем.

  – Откуда вы знаете?

  – Я видел, как он шевельнулся!

  – Что?

  – Я видел, он шевельнулся!

  Я протянул руку и схватил мужчину за горло.

  – Давай, давай! Вылезай! Я знаю, что ты здесь! Когда я встряхнул его, рот у него открылся и выплюнул какую-то белую вату. Я отскочил.

  – ЧЕРТ! ЧТО ЭТО? Гроверс только застонал.

  – Билейн, я битый час трудился, подкладывал ему за щеки, чтобы у него был здоровый, цветущий вид. Теперь опять все ввалилось. Опять начинай все сначала.

  – Извините, я не знал. Но думаю, мы близки к цели. Откройте другой гроб. Пожалуйста!

  – Сами откройте. Это просто отвратительно. Не знаю, почему разрешил вам. Я, наверно, свихнулся.

  Я подошел и открыл сосновый гроб. Заглянул. И не мог оторваться. Я не верил своим глазам.

  – Это что, такая шутка, Гроверс? Так не шутят. Это вовсе не смешно.

  Тело, вытянувшееся в гробу, было мной. Гроб был обит бархатом, и я улыбался восковой улыбкой. На мне мятый темно-коричневый костюм, а руки сложены на груди и держат белую гвоздику. Я обернулся и посмотрел в глаза Гроверсу.

  – Это что за чертовщина? Где вы его раздобыли?

  – О, это мистер Эндрю Дуглас, скоропостижно скончался от инфаркта. Несколько десятилетии он был одним из активнейших членов местной общины.

  – Это фуфло, Гроверс. Этот жмур – я! Я!

  – Ерунда, – сказал Гроверс. Он подошел к гробу и заглянул внутрь. – Это мистер Дуглас.

  Я подошел и заглянул внутрь. Там лежал седой старик лет семидесяти или восьмидесяти. Выглядел он неплохо, ему нарумянили щеки, а губы подрисовали помадой. Кожа блестела, как навощенная. Но это был не я.

  – Это Джинни Нитро, – сказал я, – крутит нам яйца.

  – По-моему, вы совсем запутались, мистер Билейн.

  – Заткнись, – сказал я.

  Надо было подумать. Как-то это все сходилось. Должно было сойтись.

  Тут вошел еще кто-то и встал в дверях.

  – Тело подготовлено, Хал.

  – Спасибо, Билли. Можете идти. Билли Френч повернулся и вышел.

  – Черт возьми, Гроверс, он руки не моет?

  – То есть как?

  – Я видел красное у него на руках.

  – Ерунда.

  – Я видел красное.

  – Мистер Билейн, не угодно ли вам заглянуть в третий гроб? Хотя он пуст. Один джентльмен выбрал его заранее. Я повернулся и посмотрел на гроб.

  – А сам он здесь, Гроверс?

  – Нет, джентльмен еще жив. Это предоплата. По предоплате мы делаем десятипроцентную скидку. Вы не хотите такой? У нас прекрасный выбор.

  – Спасибо, Гроверс, но у меня назначена встреча… Я с вами свяжусь.

  Я круто повернулся, вышел в зал, а оттуда – на свежий воздух. Тот подлец, который запасается гробом, – это тот подлец, который шесть раз в неделю трахается со своим кулаком.

  Я влез в своего «жука», дал газу и вырулил на мостовую. Какой-то дурак в фургоне решил, что я его подрезал. Он показал мне палец. Я показал ему свой.

  Начался дождь. Я поднял целое стекло в правой двери и включил радио.

  Я поднялся на лифте на шестой этаж. Психиатра звали Сеймур Данди. Я толкнул дверь; приемная была полна психов. Один читал газету вверх ногами. Большинство остальных, мужчины и женщины, сидели тихо. Как бы даже не дышали. Атмосфера в комнате была тяжелая, мрачная. Я записался в журнале и сел. У моего соседа одна туфля была коричневая, другая черная.

  – Слушай, друг, – сказал он.

  – Ну? – ответил я.

  – Не разменяешь цент?

  – Сегодня – нет, – сказал я ему.

  – Может, завтра? – продолжал он.

  – Может, завтра, – сказал я.

  – А если я тебя завтра не найду? – испугался он.

  Надеюсь, что не найдешь, подумал я.

  Мы ждали и ждали. Вместе. Не знает, что ли, психиатр, что ожидание – одна из тех вещей, которые сводят людей с ума? Всю жизнь люди ждут. Ждут новой жизни, ждут смерти. Ждут в очереди за туалетной бумагой. Ждут в очереди за деньгами. А если денег нет, ждут в очередях подольше. Ждешь, когда уснешь, а потом ждешь, когда проснешься. Ждешь женитьбу и ждешь развода. Ждешь дождя, ждешь, когда он кончится. Ждешь еды, а потом снова ждешь еды. Ждешь в приемной у врача вместе с психами и опасаешься, что ты один из них.

  По-видимому, я ждал так долго, что уснул. Когда я проснулся, меня трясла секретарша и говорила:

  – Мистер Билейн, мистер Билейн, вы следующий! Это была уродливая старушенция, уродливей меня. Лицо ее было совсем близко, я даже испугался. Вот так, наверное, выглядит смерть, подумал я, – как эта перечница.

  – Готов, моя золотая, – сказал я.

  – Идите за мной, – сказала она.

  Я прошел за ней через приемную. Она открыла дверь: за столом довольный жизнью мужик в темно-зеленой рубашке и расстегнутой вислой оранжевой кофте. Темные шторы, курит сигарету в мундштуке.

  – Садитесь. – Он показал на кресло.

  Секретарша закрыла дверь и куда-то делась.

  Данди начал водить ручкой по бумаге. Уставясь на бумагу, сказал:

  – Это обойдется вам в сто шестьдесят долларов за час.

  – Хрен тебе, – сказал я. Он поднял голову.

  – Ха! Это мне нравится! Поводил еще ручкой и сказал:

  – Зачем вы пришли?

  – Не знаю, с чего начать.

  – Для начала посчитайте обратно от десяти.

  – Посчитай твою мать, – сказал я.

  – Ха! – сказал Данди. – А у вас со своей были сношения?

  – Какого рода? Устные? Духовные? Поясни.

  – Вы понимаете, о чем я спрашиваю.

  – Нет, не понимаю.

  Он сложил большой и указательный пальцы колечком и просунул в него указательный палец правой руки.

  – Такие вот, – сказал он, – хм-м-м…

  – Да, – сказал я, – вспоминаю: один раз она тоже сделала так рукой, а я туда просунул палец.

  – Вы пришли надо мной насмехаться? – спросил Данди. – Не надо со мной шутить!

  Я навалился грудью на стол.

  – Тебе повезло, дружок, что с тобой только шутят!

  – Ах вот как? – Он откинулся в кресле.

  – Так вот. И не валяй дурака, я невменяемый.

  – Хорошо, хорошо, мистер Билейн. Что вам нужно? Я грохнул кулаком по столу.

  – ЧЕРТ ПОДЕРИ, МНЕ НУЖНА ПОМОЩЬ!

  – Ну конечно, мистер Билейн. А где вы меня нашли?

  – На желтых страницах телефонной книги.

  – На желтых страницах? Меня нет на желтых страницах.

  – Нет, вы есть. Сеймур Данди, психиатр, Гарнер-билдинг, комната 604.

  – Это комната 605. Я Сэмюэл Диллон, адвокат. Мистер Данди рядом. Боюсь, что вы ошиблись. Я встал и улыбнулся.

  – Морочишь мне голову, Данди, хочешь отделаться? Если думаешь меня перехитрить, у тебя куриное дерьмо вместо мозгов!

  Я пришел сюда, чтобы выяснить, действительно ли действительность все эти дела с Селином, Красным Воробьем, Леди Смертью, космическими пришельцами, Сэмом и Синди Басс или у меня непорядки с психикой. Все это не лезет ни в какие ворота. Что-то со мной не так? И куда меня несет и зачем?

  Человек, назвавшийся Сэмюэлом Диллоном, нажал кнопку на столе, и вскоре пришла секретарша. По-прежнему уродливей меня. Ничего нового.

  – Молли, – сказал он, – пожалуйста, проводите джентльмена в соседний кабинет, к доктору Данди. Благодарю вас.

  Я вышел за ней в коридор, она открыла мне дверь с номером 604 и шепнула:

  – Соберись, шляпа…

  Я опять вошел в набитую людьми приемную. Первым, кого я увидел, был тот, в коричневой туфле и в черной, который просил меня разменять цент. Он тоже меня увидел.

  – Эй, мистер… – сказал он. Я подошел к нему.

  – С тобой то же самое, а? – спросил он.

  – Что?

  – Он, он… попал не в ту дверь… попал не в ту дверь… Тогда я повернулся и вышел оттуда, поехал на лифте вниз. Подождал, пока лифт спустится на первый этаж. Потом подождал, пока откроется дверь. Потом вышел через вестибюль на улицу и нашел свою машину. Влез. Завел мотор. Подождал, пока он прогреется. Подъехал к светофору. Красный. Подождал. Нажал на прикуриватель и подождал. Зажегся зеленый, прикуриватель выскочил, и я прикурил на ходу. Я подумал, что мне лучше вернуться в свой кабинет. Я подумал, что меня там кто-то ждет. 26

  Я ошибся. В кабинете никого не было. Я обошел его кругом и сел за стол.

  У меня было странное чувство. Все как-то не складывалось. Почему, например, в приемной у адвоката человек читал газету вверх ногами? Ему полагалось сидеть у психиатра. А может, только наружные страницы газеты были напечатаны вверх ногами, а он читал внутренние, напечатанные нормально?

  И есть ли Бог? И где Красный Воробей? Вопросов передо мне стояло много. Вылезти утром из постели – все равно что уткнуться в глухую стену Вселенной. Может, лучше пойти в стриптиз-бар и засунуть пять долларов в трусики? Забыться. Или пойти на боксерский матч, посмотреть, как два мужика мудохают друг друга?

  Но жизнь в человеке держится болями и бедами. Или стараниями избежать боли и бед. Это занятие ежедневное и на целый день, иногда и ночь, и не приносит отдыха. В последнем моем сне я лежал под слоном, я не мог пошевелиться, а он вываливал на меня одну из самых больших какашек, какие бывают в природе, и она уже почти упала, но тут мой кот Гамбургер прошел по моей голове и я проснулся. Расскажешь этот сон психиатру, и он сочинит из него что-то ужасное. Раз ты ему столько платишь, он обязан постараться, чтобы тебя стало тяжело на душе. Он скажет тебе, что какашка – это пенис и что ты либо боишься его, либо хочешь его, – словом, какую-нибудь такую ахинею. В действительности же он сам боится или хочет пениса. А это просто сон про большую слоновью какашку, только всего. Иногда вещи именно таковы, какими кажутся, и нечего огород городить. Лучший толкователь сна – тот, кто его видел. А деньги держи в кармане. Или поставь на хорошую лошадь.

  Я врезал саке, неподогретой. Уши у меня вздрогнули, и я почувствовал себя немного лучше. Мозг мой стал разогреваться. Я еще и мертв, я только в стадии быстрого распада. А кто не в ней? Мы все одной дырявой лодке, подлизываемся к жизни.

  Возьмите, например, Рождество. Ага, возьмите его отсюда к черту. Человек, который его придумал, не таскал с собой лишнего багажа. А нам, остальным, надо сперва от барахла избавиться, чтобы выяснить, где мы есть. Ну ладно, не где мы есть, а где нас нет. Чем больше ты выкинул барахла, тем больше ты увидишь. Тут все наоборот. Иди задом, и нирвана вскочит тебе на колени. Обязательно.

  Я еще врезал саке. Я приходил в себя. Выходил из виража. Яйца наотлет. Я Ник Билейн, суперсыщик.

  Потом зазвонил телефон. Я взял трубку, как всякий нормальный человек взял бы трубку. Ну не совсем. Иногда телефон напоминает мне о слоновьей какашке. Столько всякого говна из него слышишь Конечно, телефон он и есть телефон, а вот что идет через него – это другое дело.

  – Вшивый из тебя философ, – сказала Леди Смерть.

  – Какой есть, – ответил я.

  – Люди живут иллюзиями, – сказала она.

  – Ну. А что еще есть кроме?

  – Конец иллюзий, – ответила она.

  – Скажи пожалуйста, – сказал я.

  – Сам скажи. Долго ты будешь валандаться с Селином?

  – У меня все в ажуре, крошка.

  – Просвети меня, толстяк.

  – Давайте встретимся у Муссо завтра в 2.30 пополудни.

  – Хорошо. Но смотри если у тебя ничего нет. Или есть?

  – Крошка, я храню свою секрецию.

  – Это еще что такое?

  – Извините, я хотел сказать: секреты.

  – Надеюсь, что они у тебя есть…

  – Жизнью могу поклясться.

  – Ты уже это сделал, – сказала Леди Смерть и повесила трубку. Я положил трубку, поглядел в пустоту. Взял из пепельницы потухшую сигару, зажег, закашлялся.

  Потом взял трубку и набрал номер Селина. После четырех гудков он ответил:

  – Да.

  – Сэр, вы выиграли двухфунтовую коробку вишни в шоколаде и бесплатную поездку в Рим.

  – Не знаю, кто ты, но не засирай мне мозги.

  – Я Ник Билейн…

  – Конфеты я возьму…

  – Нам надо встретиться у Муссо, завтра в 2.30 пополудни.

  – Зачем?

  – Ты появись, французик, и твоим неприятностям придет конец.

  – Ты угощаешь?

  – Да.

  – Приду… – Он повесил трубку. Никто уже не говорит «до свидания», ни одна душа. Я поглядел на саке. А потом выпил. 27

  Было 2.15 дня. Я занял столик у Муссо. Передо мной была водка с лимонадом. Предстояла встреча Селина с Леди Смертью. Оба – мои клиенты. Дела шли хорошо, но неизвестно куда. Из-за другого столика на меня пялился человек. Некоторые пялятся прямо как коровы. Они не понимают, что пялятся. Я врезал водки, поставил стакан; поднял голову. Он продолжал пялиться. Дам ему две минуты, подумал я, и если не перестанет, начищу ему рыло.

  Я вытерпел минуту и 45 секунд, но тут он встал и пошел к моему столу. Я пощупал кобуру. На месте. Твердый. Самая твердая конечность, какая бывает у человека. А малый этот был похож на сторожа платной стоянки. Или же на зубного врача. Отвратные усики и фальшивая улыбка. Или же отвратная улыбка и фальшивые усики. Подошел к моему столу и торчит надо мной.

  – Слышь, друг, – сказал я, – извини, у меня нет лишней мелочи.

  – Да я не стрельнуть у тебя хотел.

  Не нравился он мне. Глаза как у дохлой рыбы.

  – Так какие у тебя вопросы? Тебя выселили из мотеля?

  – Нет, – сказал он, – я живу с мамой.

  – Сколько тебе лет?

  – Сорок шесть, – сказал он.

  – Это плохо.

  – Нет, ей плохо. Недержание. Клеенки. Все такое. – А-а, – сказал я, – жаль.

  – Мне тоже.

  Он все торчал надо мной.

  – Ну, – сказал я, – не знаю, не знаю, чем тебе помочь.

  – Ничем не поможешь… Я допил водку.

  – Я просто хотел спросить, – сказал он, – спросить у тебя одну вещь.

  – Ну-ну. Спрашивай.

  – Ты не Спайк Дженкинс?

  – Кто?

  – Спайк Дженкинс. Ты выступал в Детройте, в тяжелом весе. Я видел твой бой с Тигром Форстером. Один из лучших боев на моей памяти.

  – Кто победил? – спросил я.

  – Тигр Форстер.

  – Я не Дженкинс. Иди обратно и сядь на свое место.

  – Ты не врешь мне? Ты не Спайк Дженкинс?

  – И никогда не был.

  – Ну надо же. – Он повернулся, ушел к своему столику и сел как я велел ему.

  Я взглянул на часы. Ровно 2.30. Где же они?

  Я показал официанту «еще выпить»…

  В 2.35 вошел Селин. Остановился, огляделся. Я помахал надетой на вилку салфеткой. Он подошел, сел.

  – Мне шотландского с содовой, – сказал Селин. Момент он выбрал удачно. Официант как раз подходил с моей второй водкой. Я дал ему заказ. А a».n водку тут же выпил. У меня было странное чувство. Как будто ничто не имеет значения. Леди Смерть. Смерть. Селин. Эта гонка меня изнурила. Весь пар вышел. Существование не только абсурдно, оно вдобавок тяжелая работа. Подумать, сколько раз за жизнь ты надеваешь нижнее белье. Это кошмар, это отвратительно, это глупо.

  А тот интересант опять торчал над нами. Он смотрел на Селина.

  – Слушай, а этот мужик с тобой, он не Спайк Дженкинс?

  – Сэр, – Селин посмотрел на него, – если вам дороги ваши яйца в их нынешнем состоянии, извольте немедленно отойти. Тот ушел.

  – Хорошо, – сказал Селин, – зачем я приглашен?

  – Я собираюсь свести вас с Леди Смертью.

  – Вот как, смерть – леди?

  – Иногда…

  Селину принесли стакан. Он выпил его залпом.

  – А вашу Леди Смерть – мы намерены ее разоблачить? – спросил он.

  – Вы когда-нибудь видели бой Спайка Дженкинса?

  – Нет.

  – Он был похож на меня, – сказал я.

  – Мне не кажется это большим достижением. Тут вошла она. Леди Смерть. Умопомрачительно одетая. Она подошла к нашему столу и поместила всю себя в кресло.

  – Виски с лимонным соком, – сказала она. Я кивнул официанту. Передал ему заказ.

  – Я затрудняюсь представить вас друг другу, поскольку точно не знаю, кто вы такие на самом деле, – сказал я Селину.

  – Какой же ты детектив? – спросил Селин.

  – Лучший в Л.А.

  – Да? А что значит Л.А.?

  – Лох Ангельский.

  – Ты пил?

  – Недавно, – ответил я.

  Прибыло виски для Леди Смерти. Она опрокинула. Потом посмотрела на Селина.

  – Так представьтесь. Как вас зовут?

  – Спайк Дженкинс.

  – Спайк Дженкинс умер.

  – Откуда вы знаете?

  – Я знаю.

  Я кивнул официанту и заказал нам еще по стакану. Мы посидели, посмотрели друг на друга.

  – Так, – сказал я, – кажется, мы на мертвой точке. Определенно на мертвой точке. А за напитки, между прочим, плачу я. Так давайте заключим небольшое пари, и кто проиграет, тот угощает по новой.

  – Какое пари? – спросил Селин.

  – Какое-нибудь простое, например: сколько цифр на ваших водительских правах. То есть в их номере.

  – Глупый спор, – сказал Селин.

  – Не порть нам игру, – сказал я.

  – Не трухай, – сказала Леди Смерть.

  – Ну, придется гадать, – сказал Селин.

  – Попробуй, – сказал я.

  – Не оплошай, малыш, – сказала Леди Смерть.

  – Ладно, – решился Селин, – я скажу: восемь.

  – Я говорю: семь, – сказала Леди Смерть.

  – Я говорю: пять, – сказал я.

  – Ну, – сказал я, – посмотрим на наши права, посмотрим. Вынули права.

  – Ага, – сказала Леди Смерть, – на моих семь!

  – Черт, – сказал я, – на моих семь.

  – На моих восемь, – сказал Селин.

  – Не может того быть, – сказал я. – А ну-ка дай посмотреть. Я взял у него права. Посчитал.

  – На твоих семь. Ты засчитал букву, которая перед цифрами. Вот что ты сделал. Нате, посмотрите…

  Я передал права Леди Смерти. Там было семь цифр и еще кое-какая информация: ЛУИ ФЕРДИНАНД ДЕТУШ, р. 1894.

  Черт возьми. Я весь задрожал. Не крупной дрожью, но приличной. Cромадным усилием воли я сократил ее до легкого трепета. Хорошенькое дело. Это он, и сидит с нами за столом у Муссо средь бела дня, клонящегося к 21-му веку.

  Леди Смерть была в экстазе, иначе не скажешь – в экстазе. Она прямо вся расцвела и стала еще красивее.

  – Отдайте мне, черт подери, права, – сказал Селин.

  – Ну конечно, малыш, – сказала Леди Смерть и с улыбкой вернула их.

  – Ну, – сказал я Селину, – похоже, мы с тобой проиграли. Так что бросим монету, кому угощать. А?

  – Давай, – сказал Селин.

  Я вытащил мой счастливый четвертак, подкинул его и крикнул Селину: «Говори!»

  – Решка! – крикнул он.

  Монета упала на стол. Орел.

  Я взял ее и положил обратно в карман.

  – Сдается мне, – сказал я Селину, – сегодня не твой день.

  – Сегодня мой день, – сказала Леди Смерть. И тут же принесли напитки.

  – Запиши это на меня, – сказал Селин официанту. Мы сидели, каждый со своим стаканом.

  – Сдается мне, что меня кинули, – сказал Селин. И выпил. – Меня предупреждали насчет вас, чмыри лос-анджелесские.

  – Как врач еще практикуешь? – спросил его я.

  – Я убираюсь отсюда, – сказал он.

  – Да брось, – сказала Леди Смерть, – выпей еще. Жизнь коротка.

  – Нет, я отваливаю!

  Он бросил на стол двадцатку, встал и ушел.

  – Ну, – сказал я Леди Смерти, – он ушел от нас…

  – Не совсем, – сказала она.

  Раздался громкий визг тормозов. Потом глухой удар, как бы металла по телу. Я вскочил из-за стола и выбежал на улицу. Посреди Голливудского бульвара лежало неподвижное тело Селина. Толстуха в большой красной шляпе, сидевшая за рулем древнего «олдсмобиля», вылезла из машины и кричала, кричала, кричала. Селин лежал очень тихо. Я понял, что он мертв.

  Я вернулся к Муссо. Леди С. исчезла. Я сел за стол. Водка моя стояла нетронутая. Я это исправил. Потом просто сидел. Праведные умирают старыми, подумал я. И продолжал сидеть.

  – Эй, Дженкинс, – раздался голос надо мной. – Все твои друзья ушли. Куда ушли твои друзья? Это был Торчала. Опять тут.

  – Что ты пьешь? – спросил я.

  – Ром с кока-колой. Я поманил официанта.

  – Два рома с кока-колой, – сказал я, – один мне, и один… – я показал, – ему.

  Официант принес. Торчала сидел со своим ромом за своим столом, а я со своим – за своим столом.

  Потом я услышал сирену. Вот когда ты ее не слышишь, она гудит по тебе. Я допил мой ром, получил счет, расплатился кредитной карточкой, оставил 20% на чай и ушел оттуда. 28

  На другой день в кабинете я положил ноги на стол и закурил хорошую сигару. Я считал, что добился успеха. Я распутал дело. Я потерял двух клиентов, но дело распутал. Однако бабки подбивать рано. Оставался еще Красный Воробей. Оставался Джек Басс со своей Синди. И оставался Хал Гроверс с этой космической, Джинни Нитро. Мысли мои перескакивали с Синди Басс на Джинни Нитро и обратно. Приятные размышления. Лучше, чем сидеть в шалаше и подстерегать с двустволкой летящих уток.

  Я задумался о том, как приходят решения в жизни. Людям, которые что-то решают, помогает большое упорство и удача. Если упорствуешь достаточно долго, как правило, приходит и удача. Большинство людей, однако, не могут дождаться удачи – и бросают. Билейн – не такая сикуха. Боец. Козырь. Может, малость ленив. Но башка.

  Я выдвинул правый верхний ящик, нашел водку и позволил себе выпить. За победу. Историю пишет победитель, и в окружении прекрасных дев…

  Зазвонил телефон. Я поднял трубку.

  – Билейн слушает.

  – Мы еще встретимся, – сказала леди. Леди Смерть.

  – Крошка, а мы не можем договориться?

  – Это никому не удавалось, Билейн.

  – Нарушим традицию, создадим прецедент, леди.

  – Не выйдет, Билейн.

  – Хорошо, ладно, может, договоримся о свидании, ну, СБЛИ?

  – Что это значит?

  – Свидание Без Летального Исхода.

  – А какой в нем смысл?

  – Леди, я смогу подготовиться.

  – И без этого каждый должен подготовиться.

  – Леди, они не готовятся, они забывают, они игнорируют. Или так глупы, что не думают об этом.

  – Меня это не интересует, Билейн.

  – А что вас интересует, леди?

  – Моя работа.

  – Меня тоже, леди, меня тоже интересует моя работа.

  – Тем лучше для тебя, толстяк. А позвонила я, чтобы сказать тебе, что я о тебе не забыла…

  – Благодарю вас, леди, у меня просто от души отлегло.

  – До скорого, Билейн… Она дала отбой.

  Всегда кто-нибудь испортит тебе день, а то и всю жизнь. Я погасил сигару, надел котелок, вышел за дверь, запер ее, дошел до лифта и поехал вниз. Постоял на улице, глядя, как они бегут кто куда. В животе у меня закрутило, и я прошел полквартала до бара «Затмение», вошел, сел на табурет. Надо было подумать. Оставались нераскрытые дела, и я не знал, с чего начать. Я заказал виски с лимонным соком. И с прицепом. Вообще-то хотелось залечь где-нибудь и пару недель проспать. Работа достала меня. Когда-то в ней был интерес. Не много, но все-таки. Да что тут рассказывать? Три раза женат, три раза разведен. Родился и созрел для смерти. Одно знал в жизни – распутывать дела, с которыми другой и мараться не стал бы. За мой гонорар.

  Человек у дальнего края стойки смотрел на меня. Я чувствовал его взгляд. Кроме нас с ним и бармена – никого. Я допил свой стакан и попросил у бармена следующий. Никаких примет, кроме волос на лице, у него не было.

  – Того же самого, а? – спросил он.

  – Да, – сказал я, – только покрепче.

  – За ту же цену? – спросил он.

  – За какую можно, – ответил я.

  – Что это значит?

  – А ты не знаешь, хозяин?

  – Нет…

  – Ну так подумай, пока наливаешь.

  Он отошел.

  Человек с краю помахал мне рукой и крикнул:

  – Как дела, Эдди?

  – Я не Эдди.

  – Ты похож на Эдди, – сказал он.

  – Мне насрать, похож я на Эдди или нет, – ответил я.

  – Ищешь неприятностей? – спросил он.

  – Ага, – сказал я. – От тебя, что ли? Бармен принес мне стакан, взял деньги, которые я положил на стойку, и сказал:

  – Я думаю, вы не очень воспитанный человек.

  – Кто сказал тебе, что ты можешь думать? – спросил я.

  – Я не обязан вас обслуживать, – сказал он.

  – Не хочешь моих денег – оставлю у себя.

  – Я не настолько их хочу…

  – Насколько же, скажи мне…

  – БОЛЬШЕ ЕГО НЕ ОБСЛУЖИВАЙ! – заорал человек на краю.

  – Еще слово, и я загоню тебе hoi у в выхлоп! У тебя изо рта будут отсасывать красные пузыри резиновым шлангом.

  Он только улыбнулся бледной улыбкой. Бармен стоял на прежнем месте.

  – Слушай, – сказал я ему, – я зашел сюда, чтобы тихо и мирно выпить, а тут все начинают катить на меня шары! Кстати, ты не видел Красного Воробья?

  – Красного Воробья? Кто это такой?

  – Ты его узнаешь, когда ты его увидишь. Ладно, черт с ним… Я допил стакан и вышел оттуда. На улице было лучше. И я пошел. Что-то должно был переломиться, но только не я. Я начал считать всех дураков, которые проходили мимо. Насчитал 50 за две с половиной минуты и вошел в соседний бар. 29

  Я вошел и сел на табурет. И тут же бармен:

  – Привет, Эдди, – сказал он.

  – Я не Эдди, – сказал я.

  – Я Эдди, – сказал он.

  – Дурака валять будешь? – спросил я его.

  – Нет, это ты валяешь, – сказал он.

  – Слушай, бармен. Я мирный человек. Более или менее нормальный. Подмышек не нюхаю. Дамского белья не ношу. Но куда бы я ни пришел, меня начинают доставать, не дают передышки. Почему так?

  – Я думаю, это тебе на роду написано.

  – Ты, Эдди, погоди думать, а сообрази-ка мне двойную водку с тоником и лимончиком.

  – У нас нет лимонов.

  – Нет, есть. Я отсюда вижу.

  – Этот лимон не для тебя.

  – Ну? Для кого же? Для Элизабет Тейлор? Если хочешь спать сегодня в своей постели, давай лимон. Мне в водку. Мигом.

  – Да? А то что ты сделаешь? Ты и чья армия?

  – Еще одно слово, дурак, и у тебя будут проблемы с дыханием. Он стоял, глядел на меня и раздумывал, продолжать ли базар. Потом моргнул и разумно отошел, занялся моим коктейлем. Я пристально следил за ним, чтобы без фокусов. Он принес стакан.

  – Я пошутил, дорогой, ты что, шуток не понимаешь?

  – Смотря как их скажут.

  Эдди опять отошел, встал у дальнего края стойки. Я поднял стакан, выпил залпом. Потом вытащил банкноту. Взял лимон, выдавил на банкноту. Потом обернул ею лимон и катнул по стойке к бармену. Лимон остановился прямо перед ним. Бармен посмотрел на лимон. Я медленно поднялся, немного размял шею, повернулся и вышел вон. Я решил вернуться в кабинет. Меня ждала работа. Глаза у меня были голубые, и никто не любил меня, кроме меня. Я пошел, напевая свой любимый мотивчик из «Кармен». 30

  Я отпер дверь моего кабинета, распахнул ее – и кого я вижу? Джинни Нитро сидит за моим столом, нога на ногу и ногой болтает. – Билейн, жалкий пьяница, как делишки? – улыбнулась она. Выглядела изумительно. Понятно, почему влип Гроверс. А что из космоса – так не все ли равно? Выглядела так, что хотелось, чтобы их тут было побольше. Но Гроверс был мой клиент. Я должен был с этой разделаться, сковырнуть ее, убрать со сцены. Ни минуты покоя. Вечно на кого-то горбатишься.

  Я обошел свой стол, плюхнулся в кресло, швырнул котелок на вешалку, закурил сигару и вздохнул. Джинни сидела на столе и болтала ногами.

  – В ответ на твой вопрос, Джинни, делишки у меня ничего.

  – Я пришла, чтобы заключить с тобой сделку, Билейн.

  – Я бы лучше послушал сонату Скарлатти.

  – Давно у тебя не было женщины?

  – Кого это волнует?

  – Тебя должно волновать.

  – А если нет?

  – А если да?

  – Ты предлагаешь мне свой органон, Джинни?

  – Может быть.

  – Что еще за «может быть»? Или предлагаешь, или нет.

  – Органон входит в сделку.

  – Какую?

  Джинни соскочила со стола и стала расхаживать по ковру. Она красиво расхаживала.

  – Билейн, – сказала она, расхаживая, – я прибыла с первой волной вторжения из космоса. Мы намерены овладеть Землей.

  – Зачем?

  – Я с планеты Зарос. У нас перенаселенность. Нам нужна Земля для избыточного населения.

  – Так какого же черта вы не едете? Вы совсем как люди. Никто ничего не заметит.

  Джинни перестала расхаживать и повернулась ко мне.

  – Билейн, мы выглядим не так. То, что ты видишь, – всего лишь мираж.

  Она подошла и снова села на мой стол.

  – А как ты выглядишь на самом деле? – спросил я.

  – Вот как, – сказала она.

  Вспышка малинового света. Я поглядел на стол. На нем лежало создание. Оно выглядело как средних размеров змея, только было покрыто жесткими волосами, а посередке располагался круглый мокрый горб с одним глазом. На голове глаз не было, только узкий ротик. Совершенно омерзительная штука. Я схватил телефон, поднял над головой и со всей силы ударил. Мимо. Пакость отползла в сторону. Она слезла на ковер.

  Я побежал за ней, чтобы раздавить каблуком. Снова малиновая вспышка, и передо мной снова стояла Джинни.

  – Идиот, – сказала она, – ты хотел меня убить. Не зли меня, а то я тебя ликвидирую. Глаза у нее горели.

  – Лады, крошка, лады, я просто немного растерялся. Извини.

  – Ладно, забудем. Так вот, мы – передовой отряд, посланный на разведку. Но мы считаем разумным привлечь к нашему Делу кое-кого из людей, вроде тебя.

  – Почему меня?

  – Ты идеально подходишь: ты доверчив, эгоцентричен и бесхарактерен.

  – Ну а Гроверс? Он зачем? Зачем мертвые тела? Это как вписывается?

  Джинни рассмеялась.

  – Не вписывается. Просто мы там приземлились. Я даже привязалась к нему… так, легкий флирт, чтобы не простаивать…

  – А я? Ты в меня втрескалась, крошка?

  – Ты можешь послужить нашему Делу.

  Она двинулась ко мне. Я был в полном трансе. Ее тело прижалось к моему. Мы обнялись, и наши губы слились. Ее язык стрельнул мне в рот, он был горячим и ерзал, как змейка.

  Я оттолкнул ее.

  – Нет, извини, – сказал я, – не могу! Она посмотрела на меня.

  – В чем дело, Билейн? Устарел, что ли?

  – Не в том дело, крошка…

  – В чем?

  – Не хочу тебя обидеть…

  – Говори же…

  – Ну, ты можешь опять превратиться в эту отвратную штуку с горбом посередке и одним глазом…

  – Ах ты толстая скотина, заросцы прекрасны!

  – Я знал, что ты не поймешь…

  Я вернулся за стол, сел, выдвинул ящик, нашел пол-литра водки отвернул пробку, врезал.

  – Как вы приземлились? – спросил я у Джинни.

  – В космической трубке.

  – В космической трубке? Сколько вас?

  – Шесть.

  – Не знаю, смогу ли тебе помочь, крошка…

  – Ты мне поможешь, Билейн.

  – А если нет?

  – Ты покойник.

  – Черт! Сперва Леди Смерть. Теперь ты. Все вы, дамы, угрожаете мне смертью. Но, может, у меня найдется на это ответ!

  Я полез в ящик за люгером. Я взял его в руку. Я снял его с предохранителя и направил на нее.

  – Ты улетишь на свой Зарос, крошка!

  – Давай, нажми собачку!

  – Что?

  – Я сказала: нажми собачку, Билейн!

  – Думаешь не нажму? – Я почувствовал, что виски у меня вспотели. – Думаешь не нажму? – повторил я. Джинни только улыбнулась.

  – Нажми же собачку, Билейн! Все лицо мое покрылось потом.

  – Прошу тебя, вернись на Зарос, милая!

  – НЕТ!

  Я нажал спуск. Раздался выстрел, и пистолет подбросило у мен в руке. Я смахнул пот с глаз и поглядел. Джинни стояла там же улыбалась мне. Я поглядел внимательней. У нее было что-то во рту. Пуля. Она поймала пулю зубами. Она подошла к столу, остановилась. Потом выплюнула пулю мне в пепельницу.

  – Крошка, – сказал я, – с этим трюком мы можем заработать кучу $%-%#. Давай объединимся! Мы разбогатеем! Подумай!

  – И думать не хочу, Билейн. Это будет пустая трата моих талантов.

  Я еще врезал водки. С Джинни было совсем непросто.

  – А теперь, – сказала Джинни, – хочешь ты или нет, ты будешь служить нашему Делу, Делу Зароса. Мы еще уточняем наш план заселения Земли. Тебе дадут знать о нашем окончательном решении.

  – Слушай, Джинни, а ты не можешь завербовать для этой чертовщины кого– нибудь другого? Она улыбнулась.

  – Билейн, ты избран!

  Вспыхнул малиновый свет, и она исчезла. 31

  Я позвонил Гроверсу. Он был на месте.

  – Как идут дела, Гроверс?

  – Равномерно, – сказал он, – без простоев.

  – Ваше дело с Джинни Нитро закрыто. Больше она вас не потревожит. Я пошлю вам счет за последние услуги.

  – Последние услуги? Вы хотите надуть меня?

  – Гроверс, я избавил вас от космической куколки. Теперь платите.

  – Ладно, ладно. Но как вам это удалось?

  – Профессиональный секрет, малыш.

  – Ладно, я, наверно, должен быть благодарен.

  – Не наверно, а точно. И заплатите по счету, если не хотите поселиться в одном из своих сосновых ящиков. Или вы предпочитаете ореховый?

  – Так, давайте подумаем… – начал он.

  Я вздохнул и бросил трубку.

  Я положил ноги на стол. Дело двигалось. Оставалось только прищучить Синди Басс и отыскать Красного Воробья. Конечно, Джинни Нитро была теперь моей головной болью. Теперь я сам свой клиент. Зато Селина и Гроверса можно вычеркнуть. В каком-то смысле я уже ощущал себя настоящим профессионалом. Но не успел я расслабиться, как мои мысли снова посетила Леди Смерть. Она никуда не девалась.

  Зазвонил телефон. Я поднял трубку. Это была Леди Смерть.

  – Я никуда не девалась, Билейн.

  – Почему бы вам не взять отпуск, красавица?

  – Не могу. Мне очень нравится моя работа.

  – Слушайте, можно задать вам вопрос?

  – Конечно.

  – Вы только на Земле работаете?

  – В каком смысле?

  – Ну, в смысле – распространяется ли ваша работа на… скажем, космических пришельцев?

  – Конечно. На космических пришельцев, на червей, собак, блох, львов, пауков, на кого угодно.

  – Приятно слышать.

  – Что приятно слышать?

  – Что вы работаете с космическими пришельцами.

  – Вы мне надоели, Билейн.

  – Это тоже приятно слышать.

  – Слушайте, у меня дела.

  – Ответьте только на один вопрос.

  – Так уж и быть. На какой?

  – Как вы убиваете космического пришельца?

  – Элементарно.

  – Пуля не действует. Чем вы пользуетесь?

  – Это профессиональный секрет, Билейн.

  – Мне вы можете сказать, крошка, у меня рот на замке.

  – Толстяк, – сказала она перед тем, как дать отбой. – Возможно, я помогу вам в этом.

  Я положил трубку и снова положил ноги на стол. Черт, шесть космических пришельцев рыщут по земле и подключают меня к своему Делу. Надо бы сообщить властям. Ну да, много от них будет толку. Нет, надо разбираться самому. Дело, похоже, тяжелое. Может быть, стоит с ним повозиться. Я откупорил водку и немного глотнул. Как-никак, а оставались еще Красный Воробей и Синди Басс. Я взял монету и подбросил: орел – Красный Воробей; решка – Синди Басс. Выпала решка. Я улыбнулся, откинулся в кресле и подумал о ней: Синди Басс. Надо прищучить. 32

  Итак, чтобы отпраздновать мои успехи как лучшего, возможно, детектива в Лос-Анджелесе, я закрыл кабинет, спустился вниз на лифте и вышел на улицу. Попробовал пойти на юг, получилось. Вышел на бульвар Сансет и зашагал дальше. Чем плох Сансет в моем районе – там маловато баров. Пришлось пройтись. Наконец отыскал один, не первосортный. Мне не хотелось сидеть на табурете. Я сел за столик. Подошла официантка. Она была на высоких каблуках, в мини-юбке, в прозрачной блузке с бюстгальтером на поролоне. Все ей было мало: ее наряд, ее мир, ее мозги. Лицо твердое как сталь. Когда она улыбалась, было больно. Больно ей, и больно мне. Но она улыбалась. Улыбка была такая фальшивая, что у меня поднялись волосы на руках. Я отвернулся.

  – Здравствуй, птенчик! – сказала она. – Что будем пить? Я не смотрел на ее лицо. Я смотрел ей в живот. Он был голый. На пупок налеплена бумажная розочка. Я сказал бумажной розе:

  – Водку и тоник с лимоном.

  – Несу, птенчик!

  Она засеменила прочь, стараясь заманчиво вертеть помидорами. Не получалось.

  У меня сразу испортилось настроение.

  Не смей, не смей, Билейн, сказал я себе.

  Не подействовало. Кругом гумозники. Победителей нет. Есть только кажущиеся победители. Все мы гоняемся за килограммом пустяков. Изо дня в день. Единственная потребность, кажется, – выжить. Но, кажется, этого недостаточно. Когда тебя дожидается Леди Смерть. Эта мысль сводила меня с ума.

  Не думай об этом, Билейн, сказал я себе.

  Не подействовало.

  Пришла официантка со стаканом. Я выложил деньги. Она их взяла.

  – Спасибо, птенчик.

  – Погоди, – сказал я, – принеси мне сдачу.

  – Тут сдачи нет.

  – Тогда считай ее чаевыми.

  Она широко раскрыла глаза. Они были пустые.

  – Ты кто? Тоже ковбой чертов?

  – Кто такой ковбой?

  – Не знаешь, кто такой ковбой?

  – Нет.

  – Это кто даром прокатиться хочет.

  – Это ты сама придумала?

  – Нет. Так их девушки называют.

  – Какие девушки? Пастушки?

  – Мистер, у тебя клещ в жопе или что?

  – Скорей всего «что».

  – МЕРИ ЛУ! – услышал я громкий голос. – ЭТОТ МУДАК ТЕБЯ ДОСТАЕТ?

  Кричал бармен, пигмей с большими бровями.

  – Не беспокойся, Энди, с этим мудаком я управлюсь.

  – Да, Мери Лу, – сказал я, – вижу, ты любишь с ними управляться.

  – AX ТЫ ГОВНОЕД! – завизжала она.

  Я увидел, что бровастый перемахнул через стойку. Неплохо для такого плюгавого. Я осушил стакан и встал ему навстречу. Нырнул под его правую и въехал коленом ему между ног. Он упал, покатился по полу. Я пнул его в зад и вышел на бульвар Сансет.

  Чем дальше, тем больше не везет мне с барами. 33

  Я отправился домой и стал пить, и так прошли этот день и ночь. Проснулся я в полдень, удалил шлаки, почистил зубы, побрился, задумался. Чувствовал себя неплохо. Мало чего чувствовал. Оделся. Взял яйцо, поставил варить. Выпил стакан томатного сока пополам с пивом. Облил яйцо холодной водой, облупил и съел. Теперь я был в полной готовности, полнее некуда. Я взял телефон и позвонил в контору Джеку Бассу. Сказал ему, кто я. Он как будто не обрадовался.

  – Джек, – сказал я ему, – помнишь, я говорил тебе про француза?

  – Да? Что с французом?

  – Я его устранил.

  – Как?

  – Он умер.

  – Хорошо. Так это он был?

  – Ну, он был с ней в контакте.

  – В контакте? Что еще за контакт?

  – Не хочу тебя огорчать.

  – А ты попробуй.

  – Слушай, я пытаюсь прищучить Синди. Ты меня для этого нанял. Так?

  – Не знаю, зачем я тебя нанял. Кажется, это была ошибка.

  – Джек, я разобрался с французом. Он мертв.

  – Ну и что это нам дает?

  – Он не может ее трахать.

  – А он трахал?

  – Джек…

  – А ты? Все эти «взять за жопу»! Ты что, извращенец?

  – Слушай, я сел ей на хвост. Нам нужны неопровержимые улики.

  – Ну вот, снова здорово!

  – Мы близки к цели, Джек. Теперь уже недолго. Доверься мне.

  – Так там был не один француз?

  – Я думаю, да.

  – Ты думаешь? Думаешь? Дьявол, я плачу тебе хорошие деньги. Сколько недель прошло? И все, что ты можешь мне сообщить, это мертвый француз и «я думаю»? Ты там груши околачиваешь! Мне нужен результат! Мне нужны доказательства! Мне нужна полная ясность!

  – Еще семь дней, Джек.

  – Даю тебе шесть.

  – Шесть дней, Джек.

  Трубка замолчала. Потом он снова заговорил:

  – Ладно. Через час я уезжаю в аэропорт. У меня дела на Востоке. Вернусь через шесть дней.

  – Все будет разгадано, малыш.

  – Не называй меня малышом. Что еще за номера?

  – Это уменьшительное.

  – Кончай тянуть волынку, или я пошлю тебя к чертовой матери, говноед!

  – Это ты мне, Джек?

  Трубка у меня в руке молчала. Он там повесил. Балбес. Ладно… пора было браться за дело… 34

  И вот я снова сижу в машине невдалеке от дома Басса, за треть квартала. Вечер, часов 8. Красный «мерседес» Синди стоял на дорожке. Я чувствовал: что– то будет. Что-то должно случиться. Это носилось в воздухе. Я погасил сигару. Взял радиотелефон и позвонил в тотализатор, чтобы узнать результаты 9 заезда. Опять проиграл. Жизнь изнуряла. Я ощущал подавленность, пустоту. Болели ступни.

  Синди, наверно, сидит там, скрестив теплые ноги, смотрит какую-нибудь очередную глупость по телевизору и смеется. Потом я подумал о Джинни Нитро и пяти ее космических приятелях. Они хотят завербовать меня. Я не продаюсь. Я должен накрыть эту шайку. Есть какой-нибудь способ. Может быть, если сумею найти Красного Воробья, Красный Воробей пропоет мне ответ. Или я рехнулся? Или это сон?

  Я взял телефон и позвонил Джону Бартону. Он был на месте.

  – Алло, Джон, говорит Билейн. Никак не могу выйти на Красного Воробья. Может, вам взять другого человека?

  – Нет, Билейн, я в вас верю, вы справитесь.

  – Вы правда так думаете? Не сомневаюсь ни минуты.

  – Хорошо, я продолжаю поиски.

  – Правильно.

  – Если что-то возникнет, я с вами свяжусь.

  – Действуйте. Спокойной ночи.

  Он повесил трубку. Хороший мужик.

  Я хотел было снова зажечь сигару. Чуть не выплюнул ее. Из дома вышла Синди Басс. Она направлялась к машине. Влезла.

  Детка, детка, откройся мне.

  Она завела мотор, включила фары, задом подала на улицу. Развернулась, поехала на север. Я следовал за ней в нескольких десятках метров. Потом она свернула на главный бульвар, точнее, на Тихоокеанское прибрежное шоссе. Она направлялась на юг. Я держался в трех корпусах за ней. Она проехала перекресток, а передо мной зажегся красный свет. Пришлось рисковать. Прошел под чьим-то носом, но не столкнулся. Я услышал гудки, и кто-то обозвал меня мудаком. Не хватает людям оригинальности.

  Я снова шел за ней в трех корпусах. Она ехала по правой полосе. Сбавила e.$, свернула направо, к мотелю. Мотель «Медовые дюны». Мило. Остановилась у номера 9. Я подъехал к номеру 7. Выключил зажигание, погасил фары и стал ждать.

  Она вылезла, прошла по дорожке к двери и постучалась. Дверь открылась, там стоял мужчина.

  Эх, Синди!

  Мужчина стоял на свету, и я разглядел его. Интересная внешность. То есть не для меня. Для нее, наверно. Он был молод. Невыразительное гладкое лицо с тонкими бровями, пышные волосы. Похоже было, что у него косичка. Вы знаете эту породу. Заплетенная. Законченный осел. Они обнялись в дверях. Ну и поцелуйчик! Я услышал смех Синди. Потом она вошла, и дверь закрылась.

  Я схватил видеокамеру и отправился к администратору. Вошел. Там никого не было. Маленький письменный стол. Звонок. Я нажал кнопку. Ничего. Нажал со всей силы, шесть раз.

  Потом он появился. Старый пердун. Он был босой, в длинной ночной рубашке и вязаном колпаке.

  – Ага, – сказал я, – наладился маленько вздремнуть, а?

  – Может, наладился, а может, нет. Твое какое дело?

  – Без обид, сэр. Нужна комната. Есть свободные?

  – Ты сутенер?

  – О нет,сэр.

  – Торгуешь наркотиками?

  – Нет, сэр.

  – Жалко. Мне бы коксику.

  – Я продаю Библии, сэр.

  – Какая гадость!

  – Несу людям Слово.

  – Ко мне это говно не вноси.

  – Как угодно.

  – На хер!

  – Хорошо, сэр, мне нужна комната.

  – Есть две. Номер 8 и номер 3.

  – Вы сказали – номер 8?

  – Я сказал – номер 8 и номер 3. Плохо слышишь?

  – Дайте номер 8.

  – Тридцать пять долларов. Наличными.

  Я отсчитал. Он схватил деньги, швырнул ключ.

  – А квитанции не полагается?

  – Что?

  – Квитанции?

  – Скажи по буквам.

  – Не сумею.

  – Тогда не получишь.

  Я взял ключ, вышел от него, дошел до номера 8, отпер дверь. Приятная комнатка – если ты бездомный.

  Я нашел на кухне стакан. Принес его в комнату и приставил к стене соседнего номера 9. Повезло. Их было слышно.

  – Билли, – услышал я голос Синди Басс, – давай не торопиться. Давай сперва немного поговорим.

  – Потом поговорим, – сказал Билли. – У меня вон шлямбур, с ним что– то надо делать. Мне нужно тело, а не слова!

  – Я хочу сперва в душ, Билли.

  – В душ? Ты что, в саду работала?

  – Ох, Билли, какой ты остроумный!

  – Ладно, иди в душ. А я пока лед положу на эту кобру!

  – Ой, Билли, ха-ха-ха!

  Я улыбнулся, впервые за несколько недель.

  Теперь я ее прищучу. 35

  Я прижимал стакан к стене и продолжал слушать. Послышался шум воды в душе. Бедняга Басс, он был прав. Но тут все правы – или не правы. Или задом наперед. И какая разница, в конце концов, кто кого пялит? Как это все уныло. Бум-бум-бум. Но люди втягиваются. Только перережут им пуповину, они привязываются к другим вещам. К зрелищам, звукам, сексу, деньгам, миражам, матерям, онанизму, убийству, к утренним похмельям в понедельник.

  Я опустил стакан, залез в пиджак, нашел полбутылки джина, глотнул. Это всегда прочищает мозги.

  Я задумался, а не сменить ли мне работу? Вот сейчас я ворвусь и засниму сцену совокупления – и мне это совсем неинтересно. Это просто работа, деньги на квартиру, на водку, просто коротаешь время до последнего дня или ночи. Жвачка. Муть. Мне бы стать великим философом – я бы сказал им, как это глупо – торчать тут и гонять через легкие воздух.

  Черт, что-то я впал в мрачность. Я еще врезал джина, потом приставил стакан к стене. Она уже, наверно, выходит из душа.

  – Мамочки, – сказал он, – ты сложена как десять кирпичных сортиров!

  – Ой, Билли, ты правда так думаешь?

  – Я же сказал тебе, а?

  – Ты всегда что-нибудь приятное скажешь, Билли.

  – Нет, ты посмотри, какого размера груди! Ты бы все время падала на нос, но, думаю, тебя уравновешивает большой зад.

  – Нет, у меня зад не большой, Билли.

  – Рыбка, это не зад! Это фруктовый сад, желе и сливки с ямочками!

  – А я сама, Билли? Тебе неинтересно, что у меня внутри?

  – Рыбка, ты что, не видишь, как эта вещь передо мной пульсирует и скачет? Я буду у тебя внутри.

  – Билли, кажется, я передумала…

  – Детка, нечего тут думать! Иди сюда! И влезь на эту Башню Страсти!

  Я отнял стакан от стены, проверил мою камеру, выскользнул за дверь и подошел к крыльцу номера 9. Замок был легкий. Я открыл его кредитной карточкой.

  Услышал, как просят пощады пружины в спальне. Я включил камеру и бросился туда. Есть. Билли пахал, как десять кроликов. Каким-то образом он заметил меня. Слез, соскочил на пол. Разинул рот. Он был очень удивлен, а потом очень разозлился. Естественно.

  Он смотрел на меня.

  – Бля, это что еще такое?! Синди села на кровати.

  – Он сыщик, Билли. Он ненормальный. Он вломился к нам, когда мы лежали с Джеком, и стал снимать. Он совсем помешанный. Я посмотрел на нее.

  – Заткнись, Синди! Допрыгалась! Я все-таки взял тебя за жопу! Билли двинулся ко мне.

  – Эй ты, думаешь, я выпущу тебя отсюда живым?

  – Еще как, мой мальчик, у меня не будет никаких проблем с уходом, никаких.

  – Это кто сказал?

  – Это мой дружок сказал.

  Я вынул из наплечной кобуры мой 0,32.

  – Эта дрянь меня не остановит.

  – А ну попробуй, гниль! Он медленно шел на меня.

  – Я убил трех человек, четвертый для меня – пустяк!

  – Врунишка, врунишка. – Он улыбнулся, наступая на меня. – Твоя мамка ворочается в гробу!

  – Еще шаг, педрила, и тебе конец! Он сделал шаг. Я выстрелил.

  Он не шелохнулся. Потом залез себе в пупок и вынул пулю. Ни крови, ни даже синяка.

  – Пули для меня – тьфу, – сказал он, – и ты тоже.

  Он отнял у меня револьвер и швырнул в угол.

  – А теперь потолкуем как мужчина с мужчиной, – сказал он.

  – Слушай, друг, давай обсудим. Можешь взять мою видеокамеру. Я бросаю эту работу. Ты меня больше не увидишь.

  – Знаю, что не увижу, потому что я убью тебя!

  – Да, – крикнула с кровати Синди, – убей этого подлого шпика! Я обернулся.

  – А ты не лезь, Синди, мы с джентльменом сами разберемся. Я поглядел на Билли.

  – Правда, Билли?

  – Правда, – ответил он.

  Потом он поднял меня и швырнул через всю комнату. Я ударился о стену и упал на пол.

  – Билли, – сказал я, – неужели нас поссорит эта курва? С ней полгорода спало!

  Билли засмеялся и двинулся ко мне. 36

  Тут меня осенило. Этот тип тоже космический пришелец. Вот почему он не почувствовал пулю. Я встал и прижался к стене.

  – Я раскусил тебя, Билли! Он остановился.

  – Да? Ну-ка скажи.

  – Ты космический пришелец! Синди захохотала.

  – Я же сказала – он ненормальный! Я поглядел на Синди.

  – Этот малый просто-напросто мохнатая змея одноглазая. Он прячется как бы в человеческом теле, но это мираж. Билли замер и смотрел на меня.

  – Где ты познакомилась с этим малым? – спросил я.

  – В баре. Но я в эту чушь не верю. Он не пришелец.

  – Спроси его.

  Синди снова рассмеялась.

  – Ну, Билли, ты космический пришелец?

  – А? – спросил он.

  – Вот видишь, видишь! – сказал я Синди. Билли повернулся к ней.

  – Ты поверишь этому полоумному?

  – Конечно нет, Билли. Ну давай, кончай его!

  – Сейчас, детка.

  Билли двинулся ко мне. Но тут в комнате вспыхнул малиновый свет, и перед нами возникла Джинни Нитро.

  – Джинни, – сказал Билли, – я…

  – Заткнись, паскудник, – сказала Джинни.

  – Что за чертовщина тут творится? – спросила Синди и начала одеваться.

  Билли по-прежнему стоял голый, как дурак.

  – Паскудник, – продолжала Джинни, – сказала тебе: никакого братания с людьми!

  – Детка, я не удержался, меня разобрало. Сижу как-то вечером в баре, и входит эта цыпа.

  – Был приказ: Никакого Секса С Землянами!

  – Джинни, ты же знаешь, кроме тебя мне никто не нужен. Ты просто была занята и прочее…

  – Ты доигрался, Билли! – Она направила на него правую руку.

  – Нет, Джинни, нет!

  Вспыхнул малиновый свет, и Билли мгновенно превратился в волосатую змею с одним мокрым глазом. Извиваясь, он быстро пополз по полу. Снова Джинни показала на него правой рукой, снова вспышка и грохот, и гость из космоса Билли исчез.

  – Я не верю своим глазам! – сказала Синди.

  – Да, – сказал я, – понимаю. Тогда Джинни повернулась ко мне.

  – Не забывай, Билейн, ты избран служить нашему Делу, Делу Зароса.

  – Да, – сказал я, – не забуду.

  Затем третья вспышка, и Джинни исчезла.

  Синди уже была полностью одета, но не могла прийти в себя.

  – Я не верю своим глазам.

  – Малютка, Джек нанял меня, чтобы разгрести твою грязь, и я это сделал.

  – Я хочу уйти отсюда! – сказала она.

  – Ступай. И не забудь, что тут у меня заснято. Будь паинькой, иначе отдам это Джеку.

  – Ладно, – вздохнула она, – твоя взяла.

  – Я лучший детектив в Лос-Анджелесе. Теперь ты это поняла.

  – Слушай, Билейн, я могу тебе кое-что дать за эту кассету.

  – А?

  – Ты знаешь, о чем я.

  – Нет-нет, Синди, меня ты не купишь. Но молодец, что предложила.

  – Ну и черт с тобой, толстый! – сказала она. Она повернулась и пошла к двери. Я смотрел, как движутся изумительные ягодицы.

  – Синди! – сказал я. – Подожди минуту! Она обернулась с улыбкой.

  – Да?

  – Нет, ничего. Ступай…

  И она вышла за дверь. Я отправился в ванную и там облегчился – я имею в виду не кишечник.

  Но работу я сделал профессионально. Распутано еще одно дело. 37

  На другой день у себя в кабинете я набрал номер Джека Басса.

  – Ты все еще хочешь развестись с ней, Джек?

  – Не знаю. У тебя на нее что-нибудь есть?

  – Скажем так. Два джентльмена, имевшие с ней контакт, теперь мертвы.

  – Контакт? Да что за контакт, черт возьми?

  – Послушай, Джек, оба парня умерли: там был француз и космический пришелец.

  – Космический пришелец? Что за хреновину ты несешь?

  – Не хреновину, Джек. К нам вторглись несколько космических пришельцев с Зароса. С одним она познакомилась в баре. Малый с приличным прибором.

  – Так он умер?

  – Да, я же говорю – и он, и француз.

  – Ты убиваешь людей?

  – Джек, этих ребят нет. Синди больше баловать не будет. Можешь быть спокоен.

  – Почем я знаю, что она больше не будет баловать?

  – Не беспокойся. У меня на нее прихватка. Баловать не будет.

  – Ты что-то снял на пленку, и она не хочет, чтобы я это видел, так?

  – Может быть, так, может быть, нет. Скажем просто: я могу ее прижать, если забалует.

  – Но я хочу, чтобы она была со мной ради меня, а не из-за какого-то шантажа.

  – Шантаж, монтаж, Джек, больше она баловать не будет. Я убрал ее знакомых, и она не будет спускать штанишки. Чего ты еще хочешь? Может быть, она тебя даже полюбит. Дай ей шанс исправиться. Молодая, захотелось оттянуться, какого черта?

  – С космическим пришельцем?

  – Будь доволен. Никто не узнает, кем он был. Этого почти как бы не было.

  – Но было же. Говоришь, с приличным прибором? А что, очень большой?

  – Трудно сказать. Он был занят…

  – И ты смотрел?

  – Я это прекратил.

  – А француз? Он тоже с хорошим прибором?

  – Джек, оба парня мертвы. Забудь об этом. Через пару дней ты получишь мой счет по почте.

  – Что-то в этом не совсем мне нравится.

  – Она больше не забалует, Джек.

  – А если?

  – Никаких «если» – она знает, что я прищемлю ей хвост.

  – Опять ты за свое. Ты ее не трахал, скажи?

  – Джек, Джек, Джек, прошу тебя! Я профессионал.

  – А эти мужики умерли? Откуда мне знать?

  – Джек, ты поймешь по ее поведению. И кончай дергаться. Тебе ничего больше не надо распутать? Я лучший сыщик в Лос-Анджелесе.

  – Сейчас пока нечего.

  – Ладно, Джек, всего хорошего.

  – Пока, пока…

  Я положил трубку.

  Я выдвинул ящик стола и достал водку; врезал. Все путем. Теперь осталось только найти Красного Воробья. И как-нибудь отвязаться от космических пришельцев. И от Леди Смерти.

  Я еще врезал водки. И позволил себе расслабиться. На время. 38

  Потом я позвонил Джону Бартону. Он был хозяином полиграфической компании на севере.

  – Джон, это Билейн…

  – Рад слышать вас, Ник. Как продвигается дело?

  – Не особенно, Джон. Мне нужна дополнительная информация об этом Красном Воробье.

  – Мы хотим сделать Красного Воробья эмблемой нашей компании. Сделать его популярным. Но прошел слух, что где-то есть еще другой Красный Воробей. Нам надо выяснить, так ли это.

  – И это все, на чем вы основываетесь?

  – Да… ну, может, еще… какое-то предчувствие…

  – Вы когда-нибудь видели этого Красного Воробья?

  – Я слышал, что он был замечен.

  – Вы слышали? Где вы слышали?

  – Источники секретные. Я не могу их раскрывать.

  – Допустим, я найду птицу. Что мне с ней делать? Посадить в клетку?

  – Нет, просто представьте мне убедительные доказательства, что она aci%ab"c%b. Чтобы удовлетворить мое любопытство.

  – А если я не смогу найти птицу?

  – Если она есть, вы ее найдете. Я верю в вас.

  – Слушайте, это самое мутное дело, с каким мне приходилось сталкиваться.

  – Я всегда внушал людям, что вы великий детектив. Вы это докажете. Вы найдете Красного Воробья.

  – Хорошо, Джон. Я займусь этим. Но я уже не юноша. Я просыпаюсь усталым. Хватка у меня уже не та.

  – Вы в расцвете сил. Вы справитесь.

  – Хорошо, Джон, попробую…

  – Прекрасно!

  Я положил трубку. Так, понятно. Но с чего я начну?

  Я решил, что с ближайшего бара.

  Было часа 3 дня. Я нашел свободный табурет и сел. Подошел бармен. Какой– то неприкаянный. У него не было век. А на ногтях нарисованы маленькие зеленые крестики. Псих какой-то. Никуда от них не денешься. Мир по большей части безумен. А там, где не безумен, – зол. А где не зол и не безумен, – просто глуп. Никаких шансов. Никакого выбора. Крепись и жди конца. Тяжелая работа. Тяжелее не придумаешь. Я заставил себя поглядеть на бармена.

  – Шотландского с водой, – сказал я. Он ни с места.

  – Шотландского с водой, – повторил я.

  – А, – сказал он. И засеменил прочь.

  Я увидел, как она вошла, краем глаза. Почему говорят «краем глаза»? У глаза нет краев. Словом, я увидел, что она вошла. Старая подруга. Села справа от меня.

  – Привет, растяпа, – сказала она. – Угостишь?

  – Конечно, крошка. Это была Леди Смерть.

  – Эй! – крикнул я бармену. – Сделай два!

  – А? – сказал он.

  – Пожалуйста, два шотландских с водой.

  – А, ладно, – сказал он.

  – Что поделываешь, толстяк? – спросила Леди.

  – Распутываю дела, как всегда.

  – То есть медленно или безрезультатно.

  – Нет, крошка, нет, понимаешь, я лучший сыщик в Лос-Анджелесе.

  – Тоже не бог весть что.

  – Да уж потрудней, чем масло левой рукой сбивать.

  – Не похабничай со мной, толстяк, или я тебя вывинчу, как лампочку.

  – Извини, крошка, нервы. Надо выпить. А бармен уже ставил перед нами стаканы.

  – Что у тебя с веками? – спросила его Леди.

  – Газовая колонка утром взорвалась…

  – Как же ты будешь спать сегодня?

  – Обмотаю голову полотенцем.

  – А сейчас не можешь ? – спросил я.

  – Зачем? – спросил он.

  – Да так… – Я заплатил за виски. Я поднял стакан. Леди подняла свой.

  – Будем здоровы, – сказала Леди.

  – Будем, – сказал я. Мы чокнулись и выпили. Я заказал по второму…

  Мы просидели минут 30, прежде чем вошел новый посетитель. Тоже женщина. Она вошла и села на табурет слева от меня. Две женщины – это значит вдвое больше неприятностей, чем одна женщина. Теперь неприятности у меня были с обеих сторон. А я посередке. В пролете.

  Второй женщиной была Джинни Нитро.

  Я заказал бармену еще одно виски с водой.

  – Ники, – шепнула она, – мне надо с тобой поговорить. Что это за стерва с тобой сидит?

  – Ни за что не догадаешься, – сказал я. Тут мне зашептала Леди Смерть:

  – Это что за стерва?

  – Ни за что не догадаешься, – сказал я. Подали стакан, и Джинни его осушила.

  – Так, – сказал я, – кажется, пора вас представить… Я повернулся к Леди Смерти.

  – Леди, это Джинни Нитро… Потом я повернулся к Джинни.

  – Джинни, это – Леди… Леди…

  – Леди Кранк, – подсказала Леди. Они уставились друг на дружку.

  А это может получиться интересно, подумал я. И сделал знак бармену, чтобы он нам налил… 39

  Итак, я сидел, в сущности, между Смертью и Космосом. В форме Женщины. На что рассчитывать в такой позиции? А между тем мне предстояло разыскать Красного Воробья, возможно не существующего. У меня было очень странное чувство. В первый раз я попал в такой переплет. И непонятно, с какой радости. Что же мне делать?

  Не суетись, болван, – родилось решение. Хорошо. Подали напиток.

  – Ну, дамы, ваше здоровье!

  Мы чокнулись и засадили.

  Почему я не кто-то другой и не сижу на бейсбольном матче? Волнуясь за результат. Почему я не повар и не сбиваю омлет, как бы отстраненно? Почему я не муха на чьем-то запястье и не заползаю в рукав с затаенным волнением? Почему не петух в птичнике и не клюю зернышки? За что мне такое?

  Джинни толкнула меня локтем и шепнула:

  – Билейн, мне надо поговорить с тобой…

  Я положил на стойку деньги. Потом посмотрел на Леди Смерть.

  – Надеюсь, вы не заимеете на меня клык, если…

  – Знаю, толстяк, ты должен поговорить с дамой наедине. С чего это мне заиметь на тебя? Я в тебя не влюблена.

  – Но Bы всегда крутитесь около меня, леди.

  – Я около всех кручусь, Ник. Просто ты чаще меня замечаешь.

  – Да. Ну да.

  – Ну, ты помог мне с Селином…

  – Да, с Селином…

  – Поэтому я пока оставлю вас с дамой наедине. Но только пока у нас с тобой одно незавершенное дело, так что увидимся.

  – Леди Кранк, я в этом не сомневаюсь.

  Она допила свое виски и слезла с табурета. Потом повернулась и пошла к двери. Ее красота пробуждала суеверное чувство. Она скрылась.

  Бармен подошел за деньгами.

  – Кто это такая? – спросил он. – Как она ходит! У меня прямо голова закружилась.

  – Будь доволен, что только закружилась, – сказал я ему.

  – Как тебя понять? – спросил он.

  – Если скажу, все равно не поверишь, – ответил я.

  – А ты попробуй.

  – Незачем. Слушай, освободи пространство, я хочу поговорить с дамой.

  – Сейчас. Только скажи мне одну вещь.

  – Ну?

  – Почему это такому толстому уроду достается весь товар?

  – Потому что у меня там медом намазано. А теперь исчезни.

  – Не хами, приятель, – сказал он.

  – Ты же спросил.

  – Но грубить не обязательно!

  – Если ты думаешь, что это грубость, постой тут еще.

  – Дурак, бля, – сказал он.

  – Очень находчиво, – сказал я. – А теперь отойди, пока не поздно.

  Он медленно отошел к краю стойки, остановился там на секунду, потом почесал зад. Я снова повернулся к Джинни.

  – Извини, детка, чуть не с каждым барменом у меня получается такой конфликтный диалог.

  – Можешь не извиняться. – Вид у нее был грустный. – Я должна тебя покинуть.

  – Ну что ж. Тогда давай на посошок.

  – Нет, понимаешь, совсем покинуть, я и все, кто со мной, мы должны покинуть… Землю. Не знаю почему, но я к тебе даже привязалась.

  – Это понятно, – засмеялся я, – но почему вы собрались покинуть Землю?

  – Мы все обдумали; здесь ужасно. Мы не хотим колонизировать вашу Землю.

  – А что ужасно, Джинни?

  – Земля. Смог, убийства, отравленный воздух, отравленная вода, отравленная пища, ненависть, безнадежность – все. Единственное, что тут /`%*` a-., – это животные, но их истребляют, и скоро все исчезнут, кроме прирученных крыс и скаковых лошадей. Это так грустно – неудивительно, что ты пьешь.

  – Да, Джинни. Ты еще забыла наши ядерные арсеналы.

  – Да, кажется, вы сами себя хороните.

  – Да, мы можем исчезнуть через два дня, а можем протянуть еще тысячу лет. Что будет, мы сами не знаем, и поэтому большинство людей на все махнули рукой.

  – Я буду скучать по тебе, Билейн, и по животным…

  – Вы правы, что улетаете, Джинни… На глаза у нее навернулись слезы.

  – Джинни, не плачь, пожалуйста, черт возьми… Она взяла стакан, выпила залпом и посмотрела на меня такими глазами, каких я никогда и нигде не видел и никогда больше не увижу.

  – Прощай, толстяк, – сказала она с улыбкой. И ее не стало. 40

  И вот новый день, и я у себя в кабинете. Осталось выполнить одно задание – разыскать Красного Воробья. Никто не ломился ко мне в дверь с предложением новой работы. Прекрасно. Настало время систематизации, подведения итогов. В целом из того, что я намеревался совершить в жизни, я совершил довольно много. Я сделал несколько удачных ходов. Я ночевал не на улице. Конечно, на улице ночует немало хороших людей. Они не дураки, просто они не вписались в нужные механизмы эпохи. А механизмы эти постоянно меняются. Это невеселый расклад, и если оказывается, что ты ночуешь в собственной постели, – одно это уже великолепная победа над силами. Мне везло, но и некоторые мои ходы были не совсем бестолковыми. Но в общем это довольно жуткий мир, и мне часто было жаль большинство людей, тут поселившихся.

  Ладно, к черту это. Я вынул водку и врезал. Лучшие периоды жизни зачастую те, когда ты совсем ничего не делаешь, а просто обдумываешь ее, размышляешь. Ну, скажем, ты решил, что жизнь бессмысленна, тогда, значит, она уже не совсем бессмысленна, потому что ты осознаешь ее бессмысленность, и твое осознание бессмысленности почти придает ей смысл. Понятно, о чем я говорю? Оптимистический пессимизм.

  Красный Воробей. Это все равно что поиски Святого Грааля. Может, мне это не по зубам и не по плечу.

  Я еще принял водки.

  В дверь постучали. Я снял ноги со стола.

  – Войдите.

  Дверь открылась, и вошел мужичок, тщедушный, одетый в какую-то дрянь. От него попахивало. Каким-то керосином. Не то еще чем-то. У него были маленькие глаза-щелки. Он пошел ко мне бочком, потом остановился прямо перед столом, наклонился ко мне. И голова у него как-то подергивалась.

  – Билейн, – сказал он.

  – Ну допустим.

  – Я принес тебе известие.

  – Хорошо, – сказал я, – а теперь унеси его к чертовой матери.

  – Спокойно, Билейн. Я знаю слово.

  – Ну да? Какое слово?

  – Красный Воробей.

  – Скажи еще что-нибудь.

  – Мы знаем, что ты его ищешь.

  – «Мы»? Кто это «мы»?

  – Не могу сказать.

  Я встал, обошел стол, схватил его за грудки.

  – А если я заставлю тебя сказать? Выбью из тебя?

  – Не могу. Не знаю.

  Почему-то я ему поверил. Отпустил. Он чуть не упал на пол. Я вернулся, снова сел в кресло.

  – Меня зовут Амос, – сказал он, – Амос Краснодол. Я могу вывести тебя на Воробья. Хочешь?

  – Как?

  – Адрес. Она знает о Воробье.

  – Сколько?

  – 75 долларов.

  – Иди в жопу, Амос.

  – Не хочешь? Ладно, мне надо идти, надо поспеть к старту. Я знаю сегодняшний дубль.

  – 50 долларов.

  – 60, – сказал Амос.

  – Ладно, давай адрес.

  Я вынул три двадцатки, а он сунул мне бумажку. Я развернул ее и прочел: «Дежа Фаунтен, кв. 9, Радсон-драйв, 3234. Зап. Л.А.».

  – Слушай, Амос, ты мог написать здесь что угодно. Почем я знаю, что это не фуфло?

  – Ты сходи туда, Билейн. Это хороший адрес.

  – Ну смотри, Амос, если ты меня обманешь.

  – Мне надо поспеть к старту, – сказал он. Потом он повернулся и вышел за дверь.

  А я остался сидеть без 60 долларов и с клочком бумаги в руке. 41

  Я дождался вечера, поехал туда, остановился возле дома. Район приличный. Определение приличного района: место, где жить тебе не по карману. Я глотнул водки, вылез из кабины, запер машину и пошел к подъезду. Нажал кнопку против фамилии Дежа Фаунтен. Раздался голос, приятный, но слегка раздраженный:

  – Да?

  – К Дежа Фаунтен. Насчет Красного Воробья. От Амоса Краснодола. Меня зовут Ник Билейн.

  – Сэр, я ни черта не понимаю.

  – Тьфу.

  – Что?

  – Ничего. Меня накололи…

  – Я пошутила, Ники. Входите, пожалуйста.

  Послышалось громкое жужжание. Я толкнул дверь. Она открылась. Я прошел по плюшевому ковру к квартире 9. Что такое в цифре 9? В ней чувствовалась какая-то опасность. Но меня тревожат почти все цифры. Я люблю только 3, 7 и 8 и их сочетания.

  Я нажал кнопку. Послышались шаги. Потом дверь открылась.

  Красотка. В красном платье. Зеленые глаза. Длинные темно-каштановые волосы. Молодая. Класс. Анфас. Пахнет мятой. Ее губы улыбались.

  – Заходите, пожалуйста, мистер Билейн.

  Я вошел за ней в комнату. В спину мне уперся твердый предмет.

  – Замри, бледная немочь! Кроме рук! Руки кверху! Попробуй достать до потолка, поганка бледная!

  – Ты черный? – спросил я.

  – Что?

  – Почему ты назвал меня «бледным»?

  Он меня ощупывал. Нащупал пистолет, забрал.

  – Ладно, можешь повернуться, мистер Билейн.

  Я повернулся и посмотрел на него. Большой. Но белый.

  – Но ты белый, – сказал я.

  – Ты тоже, – сказал он.

  – Чтоб мне лопнуть, – сказал я.

  – Это твое дело. Пистолет получишь, когда будешь уходить. Дежа отвела меня в другую комнату, показала на кресло. Комната была большая. Холодная. В ней ощущалась опасность. Дежа разместилась на кушетке, вынула маленькую сигару, развернула, лизнула, откусила конец, зажгла, выдохнула соблазнительную голубую струйку. Уставилась на меня зелеными глазами.

  – Насколько я понимаю, вы ищите Красного Воробья.

  – Да, для клиента.

  – Которого зовут?..

  – Это секрет.

  – У меня такое чувство, что мы можем стать хорошими друзьями, мистер Билейн. Очень хорошими друзьями.

  – Правда?

  – Вы интересный мужчина – в своем роде – и сознаете это. У вас вид хорошо пожившего человека. Впрочем, вам идет. Большинство мужчин хорошо не живут, они просто изнашиваются.

  – В самом деле?

  – Можете звать меня Дежа.

  – Дежа.

  – Хм-м… может быть, перейдете сюда и сядете поближе? Я перенес его поближе и опустил на кушетку рядом с ней. Она улыбнулась.

  – Хотите выпить?

  – Конечно. Есть шотландское с содовой?

  – Берни, – сказала она, – пожалуйста, шотландского с содовой.

  Прошло несколько секунд, и появился этот поганец, который взял у меня пистолет. Поставил передо мной стакан на кофейный столик.

  – Спасибо, Берни.

  Он убрался.

  Я ударил по виски. Неплохое. Неплохое.

  – Мистер Билейн, – сказала она, – меня просили передать вам, что вы должны забыть о Красном Воробье.

  – Я никогда не бросаю дело, если того не пожелает клиент.

  – Это вы должны бросить, мистер Билейн.

  – Хм-м.

  – Вам не противно, что я курю сигару?

  – Хм-м.

  – Не хотите затянуться?

  – Ухм.

  Дежа передала мне сигару. Я как следует затянулся, выдохнул, вернул сигару ей. Сначала комната была ровной, потом стены стали немного сдвигаться, ковер приподнялся, опал. Перед глазами пролетела струя голубого света. Потом ее губы прижались к моим. Она поцеловала меня и отодвинулась. Засмеялась.

  – Сколько времени у тебя не было женщины, Билейн?

  – Не припомню…

  Она снова засмеялась, и снова ее губы прижались к моим. Надолго. Ее язык проскользнул ко мне в рот, как змея. Ее тело было как змея.

  Потом я услышал шаги, голос:

  – КОНЧАЙТЕ!

  Это был Берни. Он стоял с пистолетами в обеих руках. В одном из пистолетов я признал свой.

  – Ладно, Берни, ладно, – сказал я.

  Берни тяжело дышал, словно в воздухе не было кислорода. Он смотрел на Дежа. Глаза у него были мутные.

  – ДЕЖА, – сказал он, – ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Я ТЕБЯ УБЬЮ! СЕБЯ УБЬЮ!

  Позиция у меня была идеальная. Я взмахнул правой ногой и заехал ему в мошонку. Он вскрикнул и упал, схватившись за промежность. Я подобрал пистолеты, вложил один в кобуру, а другой взял в правую руку. Левой поднял Берни и бросил в кресло. Оттянул его голову за волосы. Рот у него раскрылся, и я сунул туда дуло.

  – Пососи его, мальчик, пока я думаю, что с тобой сделать. Берни забулькал горлом.

  – Не убивай его! – сказала Дежа. – Пожалуйста, не убивай!

  – Что тебе известно о Красном Воробье, поганец? – спросил я его.

  Он не ответил. Я засунул ствол поглубже. Берни пернул. Громко. И навонял. Я убрал пистолет и швырнул Берни на пол.

  – Это омерзительно! Больше никогда так не делай! Я повернулся и посмотрел на Дежа.

  – У него здесь есть комната?

  – Да.

  Я посмотрел на Берни.

  – А теперь ступай в свою комнату и сиди там, пока не скажу тебе выйти!

  Берни кивнул.

  – Ну пошел, – приказал я.

  Он встал на ноги и поплелся прочь, свернул за угол. Вскоре я услышал, как закрылась дверь. Дежа потушила сигару. Она уже не улыбалась.

  – Так, малышка, – сказал я, – продолжим с того места, где мы остановились.

  – Не хочу.

  – Что? Почему? Твой язык уже был у меня в пищеводе.

  – Я тебя боюсь, ты жестокий.

  – Он же сказал, что убьет тебя, ты не слышала?

  – Может, он просто так сказал.

  – «Может» – слабая карта, когда на кону любовь и пистолеты. Дежа вздохнула.

  – Я беспокоюсь за Берни. Он сидит там совсем один.

  – Что, у него нет телевизора? Кроссвордов? Комиксов?

  – Прошу вас, мистер Билейн, уйдите!

  – Малышка, я должен докопаться до этого Красного Воробья.

  – Не сегодня… не сегодня.

  – А когда?

  – Завтра вечером. В то же время.

  – Отправь Берни в кино или еще куда-нибудь.

  – Хорошо.

  Я схватил мой стакан, прикончил его. Она сидела на кушетке, уставясь на ковер; я закрыл за собой дверь, прошел по коридору, вышел из подъезда и направился к моей машине. Влез, запустил мотор. Посидел, пока он прогревался. Стояла теплая лунная ночь. И у меня все еще стоял. 42

  Я поехал к бару, где у меня еще не было ссор, – к Блинки. На первый взгляд место приятное: много кожаных сидений, дураков, полутьма, дым. Приятная мертвоватая атмосфера. Я нашел свободный отсек, сел. Появилась официантка в каком-то дурацком пляжном наряде – шорты с рубашкой. Грудь подперта ватой. Она улыбнулась жуткой улыбкой, оскалив золотой зуб. Ее глаза показывали ноль.

  – Что будем пить, дорогой? – проскрипела она.

  – Две бутылки пива. Без стакана.

  – Две бутылки, дорогой?

  – Да.

  – Какого?

  – Какого-нибудь китайского.

  – Китайского?

  – Две бутылки китайского пива. Без стакана.

  – Можно у тебя спросить?

  – Да.

  – Ты оба пива выпьешь?

  – Надеюсь.

  – Тогда почему тебе не выпить одно, потом заказать другое? Холодненькое будет.

  – Я так хочу. Наверно, есть причина.

  – Когда найдешь причину, золотко, скажи мне…

  – А зачем тебе говорить? Может, я хочу держать ее про себя.

  – Сэр, вы знаете, мы не обязаны вас обслуживать. Мы сохраняем за собой право отказать в обслуживании кому угодно.

  – Говоришь, ты не будешь обслуживать меня, потому что я заказываю два китайских пива и не говорю почему?

  – Я не сказала, что мы вас не обслужим. Я сказала, мы сохраним за собой такое право.

  – Слушай, причина – безопасность, подсознательная потребность в безопасности. У меня было тяжелое детство. Две бутылки разом заполняют вакуум, нуждающийся в заполнении. Возможно. Я не уверен.

  – Я тебе вот что скажу, дорогой. Тебе нужен психиатр.

  – Хорошо. Но пока его нет, могу я получить две бутылки китайского пива?

  Подошел крупный мужик в грязном белом фартуке.

  – Что за базар, Бетти?

  – Он хочет две бутылки китайского пива. Без стакана.

  – Бетти, может, он ждет друга.

  – Блинки, у него нет друга.

  Блинки посмотрел на меня. Очередной толстый мужик. Нет, он был как два толстых мужика.

  – У тебя нет друга? – спросил он меня.

  – Нет, – сказал я.

  – Тогда зачем тебе две бутылки китайского пива?

  – Я хочу их выпить.

  – Так почему не закажешь одну – выпьешь ее, закажешь другую?

  – Нет, я хочу так.

  – Никогда о таком не слышал, – сказал Блинки.

  – Почему мне нельзя? Это противозаконно?

  – Нет, просто странно, больше ничего.

  – Я сказала ему, что ему нужно к психиатру, – вмешалась Бетти. Они оба стояли и смотрели на меня. Я вынул сигару и закурил.

  – Эта штука воняет, – сказал Блинки.

  – Твои экскременты тоже, – сказал я.

  – Что?

  – Подай мне, – сказал я, – три бутылки китайского пива. Без стакана.

  – Это психопат, – сказал Блинки.

  Я посмотрел на него и рассмеялся. Потом сказал:

  – Больше со мной не разговаривай. И ничего, ничего не делай такого, что могло бы меня раздражить. Иначе я размажу твои губы по всей твоей гнусной харе, дружок.

  Блинки замер. Он глядел на меня так, как будто ему вдруг понадобилось опорожнить кишечник.

  Бетти стояла рядом.

  Прошла минута. Потом Бетти сказала:

  – Что мне делать, Блинки?

  – Подай ему три бутылки китайского пива. Без стакана. Бетти ушла за пивом.

  – А ты, – сказал я Блинки, – садись-ка напротив меня. Будешь смотреть, как я пью три бутылки китайского пива.

  – Сейчас. – Он протиснулся за мой столик и сел. Он потел. Все три его подбородка дрожали.

  – Блинки, – спросил я, – ты видел Красного Воробья? Или нет?

  – Красного Воробья?

  – Да, Красного Воробья.

  – Я его не видел, – сказал Блинки. Бетти принесла китайское пиво. Наконец. 43

  На следующий вечер я стоял перед ее домом. Туфли у меня были начищены, и я успел принять всего три или четыре пива. Шел мелкий, немного зловещий дождь. «Бог сикает», – говорили мы в детстве, когда шел дождь. Я ощущал усталость и в теле, и в мыслях. Мне надоела эта игра. Хотелось на покой. Куда-нибудь вроде Лас-Вегаса. Бродить между игорных столов с умным видом. Смотреть, как дураки просаживают состояния. Вот что такое в моем представлении веселье. Расслабляться при ярком свете, когда могила раскрывает для тебя зев. Но черт возьми, у меня не было денег. И надо было найти Красного Воробья. Я нажал кнопку в квартиру 9. Подождал. Снова нажал. Ничего. Ой-ой-ой. Ой-ой-ой. Мне даже думать об этом не хотелось. Неужели смылись? Дежа и этот поганец. Надо было прижать их вчера. Неужели я дал им ускользнуть?

  Одной рукой я зажег сигару, а другой нажал на фомку. Дверь отворилась, и я вступил в коридор. Дошел до номера 9. Прижал ухо к двери. Тишина. Даже мышь не шуршит. Ой-ой. Черт возьми. Я подковырнул дверь и вошел. Прошел прямо в спальню, открыл шкаф. Пусто. Одежда исчезла. Ничего, кроме голых вешалок. Какое жуткое зрелище! Моя первая ниточка к Красному Воробью превратилась в 32 пустых вешалки. Потерял след. Как сыщик я дурак. Мелькнула мысль о самоубийстве, я ее отогнал, залез в карман, достал бутылку водки, врезал, выплюнул сигару.

  Потом я повернулся, вышел из квартиры в коридор и по коридору дошел до нужной двери. На ней значилось: УПРАВЛЯЮЩИЙ М.ТОХИЛ

  Я постучался.

  – Да? – послышался ответ. Кажется, еще один верзила.

  – Цветы, мистер Тохил. Посыльный из цветочного магазина к М.Тохилу!

  – Как вы сюда попали?

  – Парадная дверь была открыта, мистер Тохил.

  – Не может быть!

  – Мистер Тохил, выходила дама, и когда она выходила, я вошел.

  – Так делать не полагается.

  – Я не знал. А как полагается?

  – Полагается позвонить мне с улицы и сказать, кто вы такой и что вам надо.

  – Хорошо, мистер Тохил. Я выйду на улицу, позвоню и скажу, что доставил вам цветы. Это будет нормально?

  – Не надо, мальчик. Иди…

  Дверь распахнулась. Я прыгнул внутрь, пинком захлопнул дверь и схватил его за пояс. Там было что схватить. Крупный мужик. Небритый. Попахивал серой. Потянет килограммов 110.

  – Ты что, гад, делаешь? Где цветы? Отпусти к чертям мой пояс!

  – Спокойно, Тохил. – Я отпустил его. – Я частный сыщик с лицензией. Я хочу выяснить местонахождение Дежа Фаунтен, квартира 9.

  – Поцелуй меня в жопу, приятель, и убирайся отсюда. Я отступил.

  – Спокойно, мистер Тохил. Я хочу получить эту информацию, и тогда я уйду.

  – Информация не для посторонних, и ты уйдешь без нее. Я выдворяю тебя отсюда!

  – У меня черный пояс, Тохил. Это смертельное оружие. Не вынуждай меня применить его!

  Он засмеялся и шагнул ко мне.

  – Ни с места! – заорал я. Он остановился.

  – Тохил, я должен обнаружить Красного Воробья, и Дежа Фаунтен имеет отношение к моей задаче. Мне надо знать, куда она отправилась со своим дружком.

  – Они не оставили адреса, – сказал Тохил. – А теперь убирайся, пока я не пернул тебе в лицо!

  Я вытащил 0,32 и направил ему в брюхо.

  – ГДЕ ДЕЖА ФАУНТЕН? – заорал я.

  – Иди в жопу, – сказал он, надвигаясь на меня.

  – Стой на месте! – приказал я.

  Он продолжал наступать. Он был дурак. Я запаниковал, нажал спусковой крючок.

  Осечка.

  Тогда он схватил меня за горло. Руки у него были как окорока, окорока с громадными, тупыми, неутомимыми пальцами. Я не мог вздохнуть. В мозгу сверкали грохочущие вспышки. Я ударил его в пах коленом. Безрезультатно. Он был урод. Его половые органы располагались где-то в другом месте, может быть под мышкой. Я был беспомощен. В воздухе уже разливалась смерть. Но моя прошлая жизнь не мелькнула передо мной. Только голос в голове произнес: «Тебе надо сменить шину на правом заднем колесе…» Глупость, глупость. Мне конец, крышка. Все кончено.

  И вдруг я почувствовал, что его руки отпустили меня. Я попятился, всасывая воздух стратосферы и всех остальных слоев.

  Я посмотрел на Тохила. Он нехорошо выглядел, совсем нехорошо. Он глядел на меня, но он не глядел на меня. Я увидел, как он схватился за левую руку. Он схватился за левую руку, и лицо его искривила ужасная гримаса боли. Он охнул, поднял к небу глаза и упал на пол.

  Я подошел, наклонился над ним и пощупал пульс. Нет пульса. Умер? Будь здоров.

  Я отошел, сел в кресло. А на кушетке, напротив меня, собственной персоной – кто? Леди Смерть. Красива как никогда. Какая девочка! Никогда не подведет. Чистое золото. Она улыбнулась.

  – Как дела, Билейн?

  – Не могу пожаловаться, леди.

  Она была одета во все черное. Она хорошо смотрелась в черном. В красном тоже.

  – Ты следи за своим весом, Билейн. Слишком много ешь жареной картошки, картофельного пюре, десертов… пиво дуешь из горла…

  – Да. Вообще-то…

  Она опять улыбнулась. Крепкие, без единой щербинки зубы. Газовый ключ перекусят.

  – Ладно, – сказала она, – мне пора идти. Небольшое дельце поблизости.

  – Кто-нибудь знакомый?

  – Ты знаком с Гарри Доббсом?

  – Не уверен.

  – Ну, если знаком, забудь его.

  Она исчезла. Как не было ее.

  Я подошел к Тохилу, вытащил его бумажник. Там была полусотенная, две двадцатки, пятерка и доллар. Я сунул их в правый брючный карман. Подошел к двери, открыл ее, закрыл и двинулся по коридору. Вокруг – никого. Открыл парадную дверь, шагнул на улицу. Дождик еще моросил. Он приятно остужал лицо. Я вдохнул, выдохнул, направился к моей машине. Она стояла на месте. Я обошел ее сзади и осмотрел правую заднюю шину. Ну точно, лысая. Мне нужен новый скат. 44

  Ну вот, снова испорчено настроение. Я приехал домой, вошел и открыл бутылку шотландского виски. Мой старый друг, шотландское с водой. Шотландское виски не тот напиток, к которому привязываешься сразу. Но когда ты поработал с ним немного, он действует на тебя чудесно. Я находил в нем .a.!cn теплоту, которой нет в бурбоне. Словом, у меня была тоска, и я сидел в кресле, а рядом – 0,7. Телевизор я не включил – я давно заметил, что если тебе плохо, то от этого подлеца становится еще хуже. Одно тупое лицо за другим, и конца этому нет. Бесконечная череда идиотов, в том числе знаменитых. Комики не смешные, а драма третьесортная. Обратиться не к чему, кроме бутылки.

  Тихий дождик превратился в сильный дождь, и я слушал, как он стучит по крыше.

  Я позволил этим говнюкам ускользнуть. И знал, что никогда не найду моего первого информатора. Все надо начинать сначала. Красный Воробей ушел из моих дурацких рук. Мне 55 лет, и я по-прежнему блуждаю в потемках. Сколько я еще протяну? И заслуживает ли что-нибудь бестолочь, кроме пинка в зад? Папаша говорил мне: «Иди в любое дело, где сперва тебе дают деньги, а потом надеются получить их обратно. Это банковское дело и страховое. Бери у людей вещи и давай им взамен листок бумаги. Пользуйся их капиталом, и он пойдет к тебе в руки. Ими движут две вещи: алчность и страх. Ты же оседлай одну – удобный случай». Совет как будто бы неплохой, только папаша умер нищим.

  Я налил себе еще.

  Черт, и даже с женщинами у меня не задалось. Три жены. Каждый раз – ничего такого серьезного. Все подтачивалось мелкими препирательствами. Перебранками из-за пустяков. Склоками по любому поводу. Изо дня в день, из года в год пилежка. Вместо того чтобы помогать друг другу, вы грызетесь, цепляетесь. Придирки. Бесконечные придирки. Все превращается в грошовую борьбу. И когда ты занялся ею, она входит в привычку. Ты уже не можешь из этого выбраться. Да и почти не хочешь выбраться. А потом выбираешься. Совсем.

  И вот, пожалуйста. Сижу и слушаю дождь. Если я сейчас умру, в мире не прольется ни одной слезинки. Разве этого я добивался? Как странно. До какой степени можно быть одиноким? Но мир полон таких старых ослов вроде меня. Сидят, и слушают дождь, и думают, куда это все катится. Вот когда понимаешь, что ты стар, – когда сидишь и думаешь, куда же это все катится.

  Да никуда это не катится, и катиться некуда. Я на три четверти мертвый. Я включил телевизор. Шла реклама. ОДИНОКИ? ПОДАВЛЕНЫ? ВЗБОДРИТЕСЬ. ПОЗВОНИТЕ ОДНОЙ ИЗ НАШИХ ПРЕКРАСНЫХ ДАМ. ОНИ ЖЕЛАЮТ ПОГОВОРИТЬ С ВАМИ. ОПЛАТА КРЕДИТНОЙ КАРТОЧКОЙ МАСТЕР ИЛИ ВИЗА. ПОГОВОРИТЕ С КИТТИ, ИЛИ ФРЭНСИ, ИЛИ БЬЯНКОЙ. ТЕЛЕФОН 800-435-8745. Показали девушек. Самая красивая – Китти. Я врезал виски и набрал номер.

  – Да? – Голос был мужской. Противный.

  – Китти, пожалуйста.

  – Вам 21 и больше?

  – Больше, – сказал я.

  – Мастер или Виза?

  – Виза.

  – Сообщите номер и по какое число действительна. Кроме того, адрес, номер телефона, номер карточки социального обеспечения и номер водительских прав.

  – Э, а почем я знаю, что вы не воспользуетесь этими сведениями в своих целях? Может, вы хотите меня наколоть? Использовать эти сведения в своих интересах?

  – Слушай, друг, ты хочешь поговорить с Китти?

  – Ну наверное…

  – Мы даем объявления по телевидению. Мы работаем уже два года.

  – Ладно, сейчас выковырю это из бумажника.

  – Друг, если мы тебе не нужны, то и ты нам не нужен.

  – А о чем со мной будет говорить Китти?

  – Тебе понравится.

  – Откуда ты знаешь, что понравится?

  – Эй, друг…

  – Ладно, ладно, минутку…

  Я сообщил ему все данные. Потом была пауза, пока они проверяли мой кредит. Потом я услышал голос:

  – Здравствуй, малыш, это Китти!

  – Здравствуй, Китти, я Ник.

  – У-у, какой у тебя сексуальный голос! Я уже немного волнуюсь.

  – Да нет, у меня не сексуальный голос.

  – Ах, ты просто такой скромный!

  – Нет, Китти, я не скромный…

  – Знаешь, я ощущаю такую близость к тебе! Такое чувство, как будто я свернулась калачиком у тебя на коленях. И гляжу на тебя снизу глазами. У меня большие голубые глаза. Ты наклоняешься ко мне, сейчас ты меня поцелуешь!

  – Это ерунда, Китти, я сижу здесь один, сосу виски и слушаю дождь.

  – Слушай, Ник, напряги немного воображение. Не стесняйся – и ты удивишься, как много мы можем сделать вместе. Тебе нравится мой голос? Он тебе не кажется немного… э-э, сексуальным?

  – Да, немного, но не очень. Он у тебя как будто простуженный. Ты простужена?

  – Ник, Ник, мальчик мой, какая простуда? Я вся горю!

  – Что?

  – Я сказала: я вся горю, какая простуда?

  – А говоришь как простуженная. Может быть, слишком много куришь?

  – Я курю только одну вещь, Ник!

  – Какую, Китти?

  – Не догадываешься?

  – Нет…

  – Посмотри вниз, Ник.

  – Ну?

  – Что ты видишь?

  – Стакан. Телефон…

  – А что еще, Ники?

  – Туфли…

  – Ник, а что это такое большое торчит, пока ты со мной разговариваешь?

  – А, это! Это мое пузо!

  – Говори со мной, Ник. Слушай мой голос, представь себе, что я у тебя на коленях и у меня немного задралось платье, видны мои колени и бедра. У меня длинные белокурые волосы. Они падают мне на плечи. Представь себе это, Ник, представь…

  – Хорошо…

  – Ну, что ты теперь видишь?

  – То же самое: телефон, мои туфли, стакан, пузо…

  – Ник, ты плохой мальчик! Так и хочется прийти и отшлепать тебя! Или чтобы ты меня отшлепал!

  – Что?

  – Нашлепать, нашлепать, Ник!

  – Китти…

  – Да?

  – Можно я отлучусь на минуту? Мне надо в туалет.

  – Ну, Ник, я знаю, что ты хочешь делать! Тебе не надо в туалет, ты можешь сделать это прямо по телефону, разговаривая со мной!

  – Нет, Китти, не могу. Мне надо пописать.

  – Ник, – сказала она, – можешь считать наш разговор оконченным!

  Она повесила трубку.

  Я пошел в туалет и помочился. И все это время слышал шум дождя. Что ж, разговор получился паршивый, но хотя бы отвлек меня от мыслей о Красном Воробье и о других предметах. Я спустил воду, вымыл руки, посмотрел в зеркало, подмигнул себе и вернулся к своему виски. 45

  И вот на другой день я снова в кабинете. Ничего я не выполнил, и дела обстоят довольно говенно. Никуда я не продвинулся, да и остальной мир тоже. Все мы болтаемся без толку, ждем смерти и заполняем время мелкими делишками. А некоторые и мелких делишек не делают. Овощи. И я один из них. Не знаю, какой я овощ. Я ощущал себя репой. Я закурил сигарету, вдохнул дым и притворился, будто знаю, какого черта.

  Зазвонил телефон. Я поднял трубку.

  – Да?

  – Мистер Билейн, на вас выпал выигрыш. По вашему выбору: телевизор, поездка в Сомали, 5 тысяч долларов или складной зонтик. Вас ожидает бесплатная комната и бесплатный завтрак. Вам следует лишь посетить один из наших семинаров, где мы предложим вам неограниченных размеров недвижимость.

  – Слушай, приятель, – сказал я.

  – Да, сэр?

  – Беги воруй!

  Я бросил трубку. Я смотрел на телефон. Проклятая штука. Но можно позвонить по ней 911. Неизвестно, когда понадобится.

  А мне нужен был отпуск. Мне нужны пять женщин. Мне нужно вынуть серу из ушей. Сменить в машине масло. Я не заполнил налоговую декларацию. И дужка на очках для чтения сломана. В квартире у меня муравьи. Пора почистить зубы. На туфлях каблуки стесались. У меня бессонница. Кончилась страховка на автомобиль. Режусь при каждом бритье. 6 лет не смеялся. Беспокоюсь, когда беспокоиться не из-за чего. А когда есть из-за чего беспокоиться, напиваюсь.

  Снова зазвонил телефон. Я поднял трубку.

  – Билейн? – спросил голос.

  – Возможно, – ответил я.

  – Не валяй дурака, – продолжал голос, – или ты Билейн, или ты не Билейн.

  – Ладно, твоя взяла. Я Билейн.

  – Ну вот, Билейн, нам известно, что ты ищешь Красного Воробья.

  – Да? Из каких источников?

  – Из интимных.

  – Мало ли что у тебя есть интимного – ты же иногда показываешь?

  – В данном случае мы воздержимся.

  – Ладно, – сказал я, – ближе к делу.

  – Десять тысяч, и мы кладем тебе в руки Красного Воробья.

  – У меня нет десяти.

  – Сведем тебя с человеком, который тебе одолжит.

  – В самом деле?

  – В самом деле. Всего под 15 процентов. В месяц.

  – Но у меня нет никакого обеспечения.

  – Обязательно есть.

  – Какое?

  – Твоя жизнь.

  – И только? Поговорим.

  – Конечно, Билейн. Будем у тебя в кабинете. Через десять минут.

  – А как я пойму, что это вы?

  – Мы тебе скажем. Я положил трубку.

  Через десять минут в дверь постучали. Громко. Вся дверь затряслась. Я проверил, в столе ли мой люгер. На месте, красавец. И обнаженный.

  – Открыто, черт возьми, входите!

  Дверь распахнулась. Свет заслонило огромное тело. Горилла с сигарой и в розовом костюме. При нем две обезьяны поменьше.

  Я показал ему на кресло. Он сел, заполнив его целиком. Ножка кресла чуть разъехались. Обезьяны встали по бокам.

  Главная обезьяна рыгнула, наклонилась ко мне.

  – Я Сандерсон. Гарри Сандерсон. Эти, – он кивнул на шестерок, – мои мальчики.

  – Ваши сыновья? – спросил я.

  – Мальчики, мальчики, – сказал он.

  – Ну да, – сказал я.

  – Ты в нас нуждаешься, – сказал Сандерсон.

  – Ну да.

  – Красный Воробей, – сказал Сандерсон.

  – Вы связаны с этой девицей и ее лошаком, которые сбежал вчера из своей квартиры?

  – Ни с какой девицей я не связан, – ответил он. – Я просто ими пользуюсь для одного дела.

  – Для какого? – спросил я.

  – Для подтирки нижней палубы.

  Обе обезьяны захихикали. Они подумали, что это остроумно.

  – Не думаю, что это остроумно, – сказал я.

  – Нам все равно, что ты думаешь, – сказал Сандерсон.

  – Справедливо, – сказал я. – А теперь поговорим о Красном Воробье.

  – 10 тысяч, – сказал Сандерсон.

  – Я сказал – у меня их нет.

  – А я сказал – мы найдем тебе заимодавца на выгодных условиях, 15 процентов в месяц.

  – Ладно, давайте вашего Заимодавца.

  – Мы – Заимодавец.

  – Вы?

  – Да, Билейн. Мы даем тебе деньги, ты отдаешь их нам. Потоп платишь 15 /`.f%-b.» от десяти тысяч каждый месяц, покуда полностью не выплатишь долг. Все, что от тебя нужно, – подписать бумажку. Живые деньги вообще не возникают. Мы держим их у себя чтобы не передавать туда-сюда.

  – И за это вы…

  – Отдадим Красного Воробья тебе в руки.

  – А почем я знаю?

  – Что знаешь?

  – Что вы отдадите Воробья мне в руки?

  – Ты должен доверять нам.

  – Да, кажется, ты так сказал.

  – А ты, Билейн?

  – Что?

  – Не доверяешь нам?

  – Почему? Но лучше бы вы мне доверяли.

  – Это как?

  – Сперва отдайте Воробья мне в руки.

  – Что? За кого ты нас принимаешь – за портновских болванов?

  – Ну…да…

  – Не нагличай, Билейн. Если хочешь увидеть Красного Воробья, ты должен нам доверять. У тебя нет другого выхода. Подумай хорошенько. У тебя есть 24 часа.

  – Ладно, подумаю.

  – Думай, Билейн. – Большая обезьяна в розовом костюме встала. – Подумай хорошенько и сообщи нам. Даем тебе 24 часа. После этого сделка отменяется. Навсегда.

  – Ладно, – сказал я.

  Он повернулся, и одна из его обезьян побежала открывать ему дверь. Другая стояла и смотрела на меня. Потом они ушли. А я остался сидеть. Не зная что делать. Подкинули мне задачку. А часы стучали. А, какого черта. Я вынул из стола бутылку водки. Было время обеда. 46

  Ну, что теперь делать? Я так разволновался, что уснул за столом. Когда проснулся, было уже темно. Я встал, надел пальто и котелок и вышел на улицу. Сел в машину и проехал 5 миль на запад. Просто проехался. Потом остановил машину и огляделся. Я стоял перед баром. «Аид» – гласила неоновая надпись. Я вылез из машины, вошел. Там было пятеро. 5 миль, 5 человек. Кругом пятерки. Там был бармен, девушка и трое вялых, худых, глупых парней. Как будто бы с гуталином в волосах. Они курили длинные сигареты и щерились на меня и на все остальное. Девушка сидела у одного конца стойки, парни у другого, бармен стоял посередине. Я наконец привлек внимание бармена, взяв пепельницу и дважды уронив ее на стойку. Он моргнул и направился ко мне. Голова у него была похожа на лягушачью. Но он не прыгал, а плелся ко мне; остановился.

  – Шотландского и воды, – сказал я ему.

  – Вам воду в виски?

  – Я сказал – шотландское и воду.

  – А?

  – Шотландское и воду, отдельно, пожалуйста. Трое парней смотрели на меня. Заговорил средний.

  – Эй, старик, хочешь, сделаем тебе больно? Я только поглядел на него и улыбнулся.

  – Мы бесплатно делаем, – сказал средний. Все трое щерились. Продолжали щериться.

  Подошел бармен с моим виски и водой.

  – Я, пожалуй, подойду и выпью из твоего стакана, – сказал все тот же.

  – Только дотронься до стакана, и я переломлю тебя пополам, как кусок сухого говна.

  – Ой-е-ей, – сказал он.

  – Ой, – сказал второй.

  – Ой, – сказал третий.

  Я выпил виски, а воду не тронул.

  – Старик думает, что он крутой, – сказал тот, что посередине.

  – Может, проверить, какой он крутой? – сказал его приятель.

  – Да, – сказал третий.

  Господи, какие они скучные! Как все почти остальные. Ничего нового, ничего свежего. Тупость, мертвечина. Как в кино.

  – Того же самого, – сказал я бармену.

  – Что там было – вода и виски?

  – Точно.

  – Этот старик так себе выглядывает, – сказал средний.

  – Выглядит, – сказал я.

  – Чего выглядит?

  – Старик так себе выглядит.

  – Так ты с нами согласен?

  – Я вас поправил. И надеюсь, что поправлять сегодня больше не придется.

  Бармен принес мне виски. И отошел.

  – Может, мы тебе рыло поправим, – сказал самый говорливый.

  Я оставил его слова без внимания.

  – Может, мы тебе морду к жопе приварим, – сказал другой. Какие же скучные люди. По всей земле. И размножаются почкованием. Вонючий зверинец. Земля кишит ими.

  – Может, мы дадим тебе пососать морковку, – сказал один из них.

  – Может, он хочет пососать три морковки, – сказал другой. Я ничего не сказал. Я выпил мое виски, запил водой, встал и кивнул в глубину бара.

  – Смотри, он хочет потолковать на улице!

  – Может, он хочет наши морковки!

  – Пойдем поглядим!

  Я пошел в глубину бара. Услышал их шаги за спиной. Потом услышал щелчок выкидного ножа. Я повернулся и выбил его ногой из руки. Потом рубанул ладонью за ухом. Он упал, и я перешагнул через него. Остальные двое бросились бежать. Они пробежали через весь бар и выскочили в парадную дверь. Я их не преследовал. Я вернулся к упавшему. Он еще был без сознания. Я поднял его, вскинул на плечо, вынес на улицу. Положил на скамью у автобусной остановки. Потом я снял с него туфли и выкинул в сточный люк. Туда же и его бумажник. Потом вошел в бар, поднял его нож, спрятал в карман, сел на свою табуретку, заказал еще.

  Я услышал кашель девушки. Она закуривала сигарету.

  – Мистер, – сказала она, – мне это понравилось. Мне нравятся настоящие мужчины.

  Я оставил ее слова без внимания.

  – Я Трахея, – сказала она.

  Она взяла свой стакан, подошла и села рядом. Чересчур надушенная, и помады хватило бы другой на неделю.

  – Мы могли бы узнать друг друга ближе, – сказала она.

  – Это ничего не даст, это будет просто глупо.

  – Что заставляет вас так говорить?

  – Опыт.

  – Может, вам встречались не те женщины?

  – Может, я к этому пристрастился.

  – А я могу оказаться той.

  – Конечно.

  – Угостите меня.

  Как раз прибыло мое виски.

  – И налейте Трахее, – сказал я бармену. – Джин с тоником, Бобби…

  Бобби заковылял прочь.

  – Вы не сказали, как вас зовут, – просюсюкала она.

  – Дэвид.

  – О, как хорошо. Я когда-то знала Дэвида.

  – Что с ним стало?

  – Я забыла.

  Трахея прислонилась ко мне боком. Весила она килограммов на двенадцать больше, чем следует.

  – Вы милый, – сказала она.

  – Почему? – спросил я.

  – Ну, не знаю… – Она помолчала. – Я вам нравлюсь?

  – Вообще, нет.

  – Я понравлюсь. Я заботливая.

  – Это как? Вы сиделка?

  – Нет, но кое-чему помогаю встать.

  – Чему же это?

  – Сами знаете!

  – Нет, не знаю.

  – Догадайтесь.

  – Солнцу?

  – Вы остряк.

  – Мне говорили.

  Ей принесли стакан. Она отпила.

  Чем больше я глядел на нее, тем меньше в нее влюблялся.

  – Черт, – сказала она, – моя зажигалка! Она открыла сумочку и стала вытаскивать вещи. Открывалка для пива. Помада трех оттенков. Жевательная резинка. Свисток. И… что?

  – Нашла! – сказала она, подняв зажигалку. Она постучала сигаретой, закурила.

  – Что это там за вещь?

  – Где?

  – Вон. На стойке. Красная. Я показал.

  – А, – сказала она, – это мой воробей.

  – Он живой? Он был живой? Раньше?

  – Нет, глупышка, это чучело. Сегодня купила в зоомагазине. Для моей киски. Это кискин воробей. Киска их любит.

  – О черт, уберите его.

  – Дэвид, смотрите, вы заволновались! Вас возбуждают птицы?

  – Только Красный Воробей.

  – Хотите его?

  – Нет, не нужно.

  – У меня еще есть воробьи для киски. Можете познакомиться с моей киской.

  – Нет, не надо, Трахея. Мне пора идти.

  – Хорошо, Дэвид, но вы не знаете, чего вы лишились. Я встал, прошел вдоль стойки, кинул деньги бармену и вышел. Сопляка уже не было на скамейке. Я сел в машину, тронулся и выехал на запруженную улицу. Было около десяти вечера. Стояла луна, и жизнь моя медленно текла в никуда. 47

  На другой день я сидел у себя в кабинете. Дверь распахнули пинком, и вошел Гарри Сандерсон со своими двумя обезьянами. На этот раз Сандерсон был одет в светло-пурпурный костюм. Дикий вкус у человека. Я знал когда-то девицу, она тоже любила одеваться в какой-нибудь дикий цвет. Придем в ресторан есть – все оборачиваются и на нее глазеют. Беда только в том, что там посмотреть было не на что. Даже с похмелья и с трехдневной щетиной я выглядел лучше нее. Так возвращаясь к Сандерсону…

  – Ну что, опарыш? – сказал он. – Твои 24 часа истекли. Ты все балуешься с пипкой или что-нибудь уже надумал?

  – Я еще балуюсь с пипкой.

  – Тебе нужен Красный Воробей или нет?

  – Нужен. Но вы, ребята, напоминаете мне тех ребят, которые работали у моей тети в Иллинойсе.

  – У твоей тети? Что еще на хер за тетя?

  – У нее текла крыша.

  – В самом деле?

  – Да. Эти ребята пришли к ней и сказали, что починят крышу, что у них новый супергерметизатор. Дали ей подписать листок бумаги, заставили выписать чек и полезли туда.

  – Куда, опарыш?

  – На крышу. Влезли туда и все облили смазочным маслом. И смылись. Пошел дождь, все протекло, и дождь, и масло. Испортило тете весь дом.

  – Серьезно, Билейн? Ты меня прямо растрогал! Но хватит разговоров! Ты хочешь Воробья или ты хочешь, чтобы мы ушли отсюда?

  – Собираетесь одолжить мне 10 кусков, а? Которых я даже не получу и буду платить вам 15 процентов в месяц? Ничего поинтересней не предложите? Ну посудите сами: вы на моем месте клюнули бы на такое тухлое предложение?

  – Билейн, – улыбнулся Сандерсон, – если есть за что мне благодарить судьбу, так за то, что я не на твоем месте. Обе его обезьяны ухмыльнулись.

  – Ты спишь с этими ребятами, Сандерсон?

  – Сплю? Что значит сплю?

  – Ну, спишь. Закрываешь глаза. Ладошку под щеку. В таком роде.

  – Мне бы тебя шлепнуть, Билейн, чтобы от тебя осталось не больше бздеха в пустой церкви!

  Обе мартышки захихикали над этим.

  Я вдохнул, выдохнул. Я почувствовал, что почему-то начинаю злиться. Но a. мной это часто бывало.

  – Так ты говоришь, Сандерсон, что можешь дать мне в руки Воробья?

  – Без сомнения.

  – Ну так пошел ты в жопу.

  – Что?

  – Я сказал: пошел в жопу!

  – Да что с тобой, Билейн? Начинаешь злиться?

  – Да. Да. Именно.

  – Одну минуту…

  Сандерсон притянул к себе обеих обезьян. Я услышал, как они жужжат и стрекочут. Потом кучка рассыпалась. Сандерсон глядел сурово.

  – Это твой последний шанс, опарыш.

  – Что? Какой?

  – Мы решили отдать тебе птицу за 5 тысяч.

  – 3 тысячи.

  – 4 тысячи – и это все.

  – Где ваши сраные бумаги?

  – Они у меня, здесь…

  Он залез к себе в пиджак и выкинул их на стол. Я попробовал их прочесть. Сплошной юридический жаргон. Я должен подписать долговое обязательство «Акме Ликвидаторам». 15% в месяц. Это я понял. И там было что– то еще.

  – Там все еще написано 10 тысяч долгу.

  – А, мистер Билейн, это мы можем исправить, – сказал Сандерсон. Он схватил бумаги, зачеркнул 10, надписал 4, поставил подпись. Швырнул бумаги мне на стол.

  – Теперь распишись…

  Я нашел ручку и подписал этот чертов договор.

  Сандерсон схватил бумаги и засунул в пиджак.

  – Громадное мерси, мистер Билейн. Всего хорошего. – Вместе с двумя обезьянами он направился к выходу.

  – Э, а где Красный Воробей? Сандерсон остановился, обернулся.

  – А-а, – сказал он.

  – Бэ, – сказал я.

  – Жди нас завтра на Большом центральном рынке в два часа дня.

  – Это большой рынок. Где?

  – Найди мясной магазин. Стой возле свиных голов. Мы тебя найдем.

  – Свиных голов?

  – Да. Мы тебя найдем.

  Они повернулись и вышли из кабинета. Я сидел и смотрел на стены. У меня было такое чувство, что меня кинули. 48

  И вот в два часа дня я стоял на Большом центральном рынке. Я нашел мясной магазин и стоял возле свиных голов. Они смотрели на меня дырками вместо глаз. Я встретил их взгляд, пыхнул сигарой. Сколько грустного на свете. Бедные варят из этих черепов суп.

  Я подумал: кажется, меня продинамили. Эти ребята могут не прийти.

  Ко мне шел какой-то бедный. Он был одет в лохмотья. Когда он подошел поближе, я заговорил с ним:

  – Эй, друг, дашь доллар на пиво? У меня язык уже вывесился…

  Недоносок повернулся и пошел прочь. Иногда я подаю, иногда не подаю. Смотря с какой ноги встал утром. Наверно. Кто знает?

  Денег в мире не хватает на всех. Никогда не хватало. Я не знаю, что с этим делать.

  Потом я увидел их. Сандерсона и двух его обезьян. Они шли ко мне. Сандерсон улыбался и нес что-то, накрытое материей. Похоже было на птичью клетку. Птичья клетка?

  Они остановились передо мной. Сандерсон окинул взглядом свиные головы.

  – Радуйся, Билейн, что ты не свиная голова.

  – Почему?

  – Почему? Свиная голова не может трахать бабу, есть конфеты, смотреть телевизор.

  – Что у тебя под тряпкой, Сандерсон?

  – Кое-что для тебя, малыш, тебе понравится.

  – Точно, – сказала одна из обезьян.

  – Ага, – сказала другая.

  – Эти мальчики когда-нибудь не соглашаются с тобой, Сандерсон?

  – Им умирать неохота.

  – Нам жить охота, – сказала одна обезьяна.

  – До старости, – сказала другая.

  – Я спрашиваю, Сандерсон, что у тебя в клетке?

  – Нет, это не твоя клетка, эта клетка пустая.

  – Ты хочешь дать мне пустую клетку?

  – Это приманка, Билейн.

  – Зачем тебе нужна приманка?

  – Мы просто любим поиграть. Мы игривые.

  – Замечательно. Ну а где настоящая клетка?

  – На переднем сиденье твоего автомобиля.

  – Моего автомобиля? Как вы туда…

  – Ну это мы умеем, Билейн.

  – А как же ты сказал, что мне понравится?

  – Что понравится?

  – Да вот эта клетка. Ты сказал, что она мне понравится. И твои шестерки согласились.

  – Это шутка. Мы любим шутить. Это светская болтовня.

  – Светская болтовня? Когда ты перестанешь болтать? Когда начнется дело?

  – На переднем сиденье твоего автомобиля, Билейн. Убедись. Мы пошли. До встречи в городе. Через 30 дней.

  Они удалились. А я остался со свиными головами.

  Так. Я вышел оттуда и направился на стоянку. По дороге увидел прислонившегося к стене понурого алкоголика. Его атаковали мухи Я остановился и засунул ему в карман доллар.

  Наконец я очутился на стоянке. Я подошел к машине, залез. Там стояла еще одна клетка, накрытая. Я посмотрел, подняты ли все окна Потом набрал в грудь воздуху и стащил тряпку. В клетке была птица Красная. Я присмотрелся. Это был не воробей. Это была канарейка покрашенная в красный цвет. Хм-м, хм– м. Угу. Ох.

  Могли поймать воробья и покрасить красным. Нет, подсунули сраную канарейку. И я не могу ее выпустить. Сдохнет с голоду. Придется оставить у себя. Влип.

  Шляпа.

  Я завел машину и выехал со стоянки. Наплевав на светофоры вырвался на шоссе. Внезапно я услышал тихий звук. Дверца клетки открылась, и птица вылетела. Она стала метаться по кабине. Красная канарейка. Водитель на соседней полосе увидел эту ерунду и стал надо мной смеяться. Я показал ему палец. Лицо его исказила злобная гримаса. Я увидел, что он протянул куда-то руку. Он опустил стекло, направил на меня пистолет, выстрелил. Стрелок он был паршивый. Промахнулся. Но я почувствовал ветер от пролетевшей мимо носа пули. Птица продолжала метаться, и я нажал на газ. В обоих моих окнах появились отверстия, одно входное, другое выходное. Я не оглядывался. Я дал полный газ и ехал так до своего поворота. Там я оглянулся. Друга моего не было видно. Тут я снова почувствовал птицу. Она стояла у меня на макушке. Я чувствовал ее кожей. Потом она опорожнилась. Я чувствовал, как капают мне на голову ее какашки

  Не особенно приятный день. Не самый для меня удачный, черт возьми. 49

  Я сидел в кабинете. Кажется, это была среда. Новых дел не наклевывалось. Я по-прежнему занимался Красным Воробьем, обдумывал, просчитывал ходы. Единственный ход, который приходил мне в голову, – убраться из города, пока не истекли 25 дней.

  Черта с два. Они не выкурят меня из Голливуда. Я и есть Голливуд – то, что от него осталось.

  В дверь очень вежливо постучали.

  – Да, – сказал я, – смелее.

  Дверь открылась, и появился маленький человек во всем черном – черные туфли, черный костюм, даже рубашка черная. Только галстук на нем был зеленый. Как зеленый лимон. За спиной у него маячил телохранитель-горилла. Только у гориллы больше мозгов.

  – Я Джонни Темпл, – сказал он, – а это мой помощник Люк.

  – Люк, да? А что делает Люк?

  – То, что я ему скажу.

  – Может, скажешь ему, чтобы убирался?

  – В чем дело, Билейн, тебе не нравится Люк?

  – А должен нравиться?

  Люк сделал шаг вперед. Лицо у него сморщилось, как будто он хотел заплакать.

  – Ты не любишь меня, Билейн? – спросил Люк.

  – Ты не встревай, Люк, – сказал Темпл.

  – Да, не встревай, – сказал я.

  – Ты любишь меня, Джонни? – спросил Люк.

  – Конечно! Конечно! А теперь, Люк, иди, встань перед дверью и никого не впускай и не выпускай.

  – Тебя тоже?

  – Ты о чем, Люк?

  – Тебя тоже не впускать и не выпускать?

  – Нет, Люк, меня ты впускай и выпускай. Но больше никого. Пока я тебе не скажу.

  – Ладно.

  Люк отошел и встал перед дверью.

  Темпл подтащил кресло, сел.

  – Я от «Акме Ликвидаторов». Я должен тебя проинструктировать. Наш коммивояжер, Гарольд Сандерсон…

  – Коммивояжер? Ты называешь его коммивояжером?

  – Он у нас один из лучших.

  – Надо думать, – согласился я. – Посмотри на это. Я показал на птичью клетку, подвешенную в углу. В ней сидела красная канарейка.

  – Это он мне всучил, – сказал я.

  – Гарри может всучить кожу с мертвого тела, – сказал Темпл.

  – И всучал, наверно, – сказал я.

  – Это к делу не относится. Мы должны тебя проинструктировать.

  – Ну давай инструктируй.

  – Это неостроумно, Билейн. Мы одолжили тебе 4 куска под 15 процентов месячных. Это будет 600 долларов. Мы хотим убедиться, что ты все понял, прежде чем придем получать.

  – А если у меня не будет?

  – Мы всегда получим, мистер Билейн, тем или иным способом.

  – Вы ломаете ноги, Темпл?

  – Наши методы варьируются.

  – Допустим, ваши методы не оправдались. Вы убьете человека за 4 куска и проценты?

  Темпл вытащил пачку сигарет, постучал одной об стол и прикурил от зажигалки. Потом медленно затянулся, выдохнул.

  – Ты меня утомляешь, Билейн. Потом он сказал:

  – Люк…

  – Да, Джонни?

  – Видишь красную птицу в клетке?

  – Да, Джонни.

  – Люк, теперь ты туда подойди, возьми птицу из клетки и съешь ее живьем.

  – Да, Джонни.

  Люк направился к клетке.

  – ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТЕМПЛ, ВЕРНИ ЕГО! ВЕРНИ ЕГО! ВЕРНИ ЕГО! – закричал я.

  – Люк, – сказал Темпл. – Я передумал, не надо есть эту птицу живьем.

  – Мне ее сперва поджарить, Джонни?

  – Нет, нет, пусть сидит. Вернись и стань перед дверью.

  – Да, Джонни.

  Темпл посмотрел на меня.

  – Видишь, Билейн, мы непременно получим деньги, так или иначе. И если не срабатывает один метод, мы применяем другой. Мы не имеем права споткнуться. Нас знает весь город. Мы дорожим своей репутацией. Мы не можем допустить, чтобы на нее легло пятно. Постарайся это усвоить.

  – Кажется, я понял, Темпл.

  – Отлично. Первая выплата у тебя через 25 дней. Ты проинструктирован.

  Темпл встал, улыбнулся.

  – Всего хорошего, – сказал он. Повернулся.

  – Люк, открой дверь, мы уходим.

  Люк повиновался. Темпл обернулся и взглянул на меня в последний раз. Он уже не улыбался. Наконец они удалились.

  Я подошел к клетке и посмотрел на мою красную канарейку. Местами краска уже слиняла, из-под нее проглядывал природный желтый цвет. Птица была a(,/ b(g– o. Она смотрела на меня, а я смотрел на нее. Потом она издала слабенький птичий звук «чик!» – и мне почему-то стало приятно. Мне легко угодить. Сложнее – остальному миру. 50

  Я решил пойти домой и немного выпить. Надо было все продумать. Дело Красного Воробья и моя жизнь зашли в тупик. Я подъехал к дому, поставил машину и вылез. Надо убираться из этой квартиры. Я прожил здесь 5 лет. Можно сказать, свил гнездо – только ничего не вылуплялось. Слишком многие знали, где я живу. Я подошел к моей двери, отпер ее. Толкнул, но что-то ей мешало. Тело. Там развалилась девушка. Нет, черт, это была надувная кукла, одна из тех надувных штук, с которыми некоторые мужчины сожительствуют. Только не я, извините. Девушка была полностью надута. Я поднял ее и перенес на кушетку. Потом увидел записку, привязанную к ее шее: «Билейн, отстань от Красного Воробья, иначе будешь дохлее этой резиновой барухи». Приятная записка. Итак, у меня был гость. Который не желает, чтобы я продолжал дело. Но это вселило в меня надежду. Красный Воробей должен существовать – в противном случае такой записки не написали бы. Единственное, что мне надо сделать, – это напасть на след. След должен быть. Уж больно много кругом признаков. Возможно, я вышел на что-то крупное. Возможно, в международном масштабе. А может быть, в потустороннем? Красный Воробей. Черт возьми, это становится интересно. Я налил себе как следует, врезал. Тут зазвонил телефон. Я поднял трубку.

  – Да?

  – Писюн, чем занимаешься?

  По спине у меня пробежал мороз. Это была одна из моих бывших жен, Пенни. Последнее, что я слышал о ней лет 5 назад, после нашего развода, – она исчезла куда-то с неким Сэмми, крупье из Лас-Вегаса.

  – Простите, мадам, вы ошиблись номером.

  – Я узнала твой голос, Писюн. Как поживаешь? Она дала мне такую кличку. Без всяких оснований.

  – Паршиво поживаю, – сказал я.

  – Тебе нужно общество.

  – Угу.

  – Ты никогда не знал, что тебе нужно, Писюн.

  – Может, и так, зато знал, что мне не нужно.

  – Я поднимаюсь.

  – Угу.

  – Я внизу. Я звоню из холла.

  – Где Сэмми?

  – Кто?

  – Сэмми.

  – А-а, он… Слушай, я поднимаюсь.

  Пенни повесила трубку. Я чувствовал себя ужасно, словно кто-то обмазал меня всего говном. Я допил стакан, налил другой. Постучали. Я открыл дверь. Там стояла Пенни, на 5 лет постаревшая, на 15 килограммов потяжелевшая. Она улыбалась жуткой улыбкой.

  – Рад меня видеть?

  – Заходи, – сказал я.

  Она перешла за мной в другую комнату.

  – Налей мне выпить, Писюн!

  – Сейчас…

  – Э, что это?

  – Что?

  – Резиновая штука. Резиновая женщина.

  – Это надувная кукла.

  – Ты ей пользуешься?

  – Пока нет.

  – Что она здесь делает?

  – Не знаю. На стакан.

  Пенни скинула куклу на пол и села со стаканом. Врезала.

  – Я скучала, Писюн.

  – По чему?

  – А, по разным пустякам.

  – Например?

  – Сейчас не припомню.

  Она глотнула из стакана, окинула меня взглядом, улыбнулась.

  – Мне нужны деньги, Писюн. Сэмми смылся со всем, что у меня было.

  – Я в пролете, Пенни. Один тип пришьет меня, если я не заплачу проценты по займу.

  Я отошел, снова налил нам обоим, вернулся.

  – Мне совсем немного, Писюн.

  – Я нищ, черт возьми.

  – Я тебе его поцелую. Помнишь, тебе нравилось?

  – Слушай, у меня всего 20 долларов. На… Я вынул деньги и отдал ей.

  – Мерси…

  Пенни спрятала их в сумочку. Мы сидели и потихоньку пили.

  – Иногда мы неплохо жили, – сказала она.

  – Вначале, – ответил я.

  – Не знаю. Меня это стало угнетать.

  – Слушай, мы развелись, потому что не смогли ужиться.

  – Да, – сказала она. – А ты с этой теткой спишь?

  – Нет, кто-то ее подкинул.

  – Кто ?

  – Не знаю. Кто-то надо мной мудрует.

  – Хочешь со мной переспать?

  – Нет.

  – Можно я еще посижу и выпью?

  – Долго?

  – Часика два.

  – Ладно.

  – Спасибо, Писюн.

  Уходила она уже пьяной. Я дал ей еще 20 долларов на такси. Она сказала, что ей недалеко.

  Она ушла, я остался сидеть. Потом поднял надувную куклу и посадил на кушетку рядом с собой. Я пил водку с тоником. Вечер выдался тихий. Тихий вечер в аду. А земля горела, как гнилое полено, источенное термитами. 51

  Вы не представляете себе, как быстро проходят 25 дней, когда ты не хочешь, чтобы они прошли.

  Я сидел в своем кабинете, как вдруг распахнулась дверь. Это был Джонни Темпл. При нем две новые обезьяны.

  – «Акме Ликвидаторы», – сказал он. – Мы пришли за деньгами.

  – У меня нет, Джонни.

  – У тебя нет шестисот долларов?

  – У меня нет шестидесяти. Джонни вздохнул.

  – Нам придется наказать тебя в назидание другим.

  – Это как? Хотите бить меня из-за паршивых шестисот долларов?

  – Не бить, Билейн, а убрать тебя. Совсем.

  – Я тебе не верю.

  – Неважно, во что ты веришь, – сказала она из обезьян.

  – Ага, неважно, – сказала другая.

  – Нет, подожди минуту, Джонни. Говоришь, вы убьете меня за проценты с 4-х тысяч? За 4 тысячи, которых я в глаза не видел? И Красного Воробья вы мне не достали. Что же вы делаете с теми, кто вам много должен? Почему вы их не убьете? Почему меня?

  – Дело вот в чем, Билейн. Мы мочим тебя из-за мелочи. По городу разносится слух. И тем, кто должен нам много, становится страшно. Они соображают: если мы с тобой так поступили из-за ерунды – какую же баню мы устроим им? Понял?

  – Да, – сказал я, – понял. Но ведь мы говорим сейчас о моей жизни. Как будто она ничего не значит, а?

  – Не значит, – сказал Джонни. – У нас бизнес. А бизнес ничем не интересуется, кроме прибыли.

  – Это что-то немыслимое, – сказал я, потихоньку выдвигая ящик стола.

  – Стой! – сказал один из громил и, шагнув вперед, сунул люгер мне в ухо. – Эту железку я возьму. Он забрал из ящика мой 0,32.

  – Толстожопый, а проворный, – сказал я ему.

  – Да. – Он улыбнулся.

  – Ладно, Билейн, – сказал Джонни Темпл, – мы возьмем тебя прокатиться.

  – Средь бела дня?!

  – Тебя лучше будет видно. Вставай, поднимайся! Я встал из-за стола, и его шестерки зажали меня с боков. Темпл шел сзади. Мы вышли из кабинета, направились к лифту. Я сам нажал кнопку.

  – Спасибо, опарыш, – сказал Джонни.

  Подошла кабина, двери раскрылись. Пусто. Меня затолкнули внутрь. Поехали вниз. Пустота в груди. Первый этаж. Вестибюль. Мы вышли на улицу. Там было людно. Кругом пешеходы. Я хотел закричать: эй, эти люди меня убивают! Но побоялся – они могли кончить меня на месте. Я шел с ними. День был прекрасный. Мы остановились перед их машиной. Шестерки сели сзади, я между ними. Джонни Темпл сел за руль. Он выехал на улицу.

  – Все это скверный, бессмысленный сон, – сказал я.

  – Это не сон, Билейн, – сказал Джонни Темпл.

  – Куда вы меня везете?

  – В Гриффит-парк, мы устроим маленький пикник. Маленький пикник на уединенной тропинке. В интимной обстановке.

  – Бляди, как можно быть такими бездушными? – спросил я.

  – Очень легко, – сказал Джонни, – мы такими уродились.

  – Ага, – заржал один из громил.

  Мы продолжали ехать. Мне не верилось, что это происходит со мной. Может быть, это не произойдет. Может быть, в последнюю минуту они скажут мне, что это шутка. Просто хотели меня проучить. Что-нибудь в таком роде.

  Наконец мы приехали. Джонни остановил машину.

  – Так. Вынимайте его, ребята. Мы немного прогуляемся. Один из громил выдернул меня из кабины. Потом оба взяли под руки. Джонни шел позади нас. Мы очутились на заброшенной конной тропинке. Ее загораживали кусты и ветви деревьев, солнце сюда не проникало.

  – Слушайте, ребята, – начал я. – Хватит вам. Скажите мне, что это шутка, и мы пойдем куда-нибудь выпьем.

  – Это не шутка, Билейн, мы тебя кончаем, – сказал Джонни.

  – 600 долларов. Не могу поверить. Я не могу поверить, что мир устроен таким образом.

  – Устроен. Мы тебе изложили наши соображения. Шагай, – сказал Джонни.

  Мы пошли дальше. Потом Джонни сказал:

  – Вот вроде подходящее место. Повернись, Билейн. Я повернулся. Я увидел дуло. Джонни выстрелил. Четыре раза. Прямо мне в живот. Я упал ничком, но сумел перевернуться на спину.

  – Большое спасибо, Темпл, – выдавил я.

  Они ушли.

  Не знаю, я, наверное, потерял сознание. Потом очнулся. Я понимал, что мне осталось недолго. Кровь вытекала из моего тела.

  Потом мне почудилась музыка – музыка неслыханная. А потом совершилось. Что-то стало вырисовываться передо мной, приобретать очертания. Оно было красное-красное – подобно музыке, невиданно красное. Это был он: КРАСНЫЙ ВОРОБЕЙ.

  Гигантский, сияющий. Красавец, живой, невиданной величины, невиданного великолепия.

  Он стоял передо мной. А потом… возникла Леди Смерть. Она стояла рядом с Воробьем. И никогда еще не выглядела такой прекрасной.

  – Билейн, – сказала она, – ты влип в нехорошую историю.

  – Мне трудно говорить, Леди… Разъясните мне все обстоятельства.

  – Твой Джон Бартон очень проницательный человек. Он чувствовал, что Красный Воробей реален… как-то, где-то существует. И что ты его найдешь. Ты нашел. Большинство остальных – Дежа Фаунтен, Сандерсон, Джонни Темпл – были аферисты, они хотели тебя обмануть, вытянуть из тебя деньги. Поскольку ты и Муссо – последние могикане старого Голливуда, подлинного Голливуда, они решили, что у тебя много денег.

  Я улыбнулся.

  – Леди, а что за надувная кукла у меня в комнате?

  – А, это? Это почтальон. Он слышал, что ты уехал на поиски Красного Воробья, и захотел еще раз отплатить тебе за побои. Взломал дверь и подбросил куклу.

  – Что теперь, Леди?

  – Я оставляю тебя с Красным Воробьем. Ты в хороших руках. Прощай, Билейн, я была рада знакомству.

  – Да…

  И я остался с гигантской сияющей птицей. Она стояла надо мной. Этого не может быть, подумал я. Такое не должно происходить с людьми. Нет, такое не должно происходить.

  А потом, глядя на меня, Воробей медленно раскрыл клюв. Страшная пустота дохнула на меня. А в клюве возник громадный желтый вихрь, невероятный, o`.ab-%% солнца.

  Это не так должно происходить, снова подумал я. Клюв раскрылся широко, голова Воробья надвинулась, и ослепительное желтое солнце разлилось вокруг и поглотило меня.

  This text was re-formated using ClearTXT program.

  Download it free at www.gribuser.ru.

  Hyphenated for ThielVerdana 1.2 small in –like) orientation